Пастух. Григорий Сергеевич Овсянников
отдушиной для Тони, и ему особенно нравилось, как Прянич всегда по-братски обращался к нему на "Тошич". Девятнадцатилетний, «кровь с молоком» солдат из старослужащих знал почти всех однополчан и ни перед кем не раболепствовал, был сам себе на уме, но при этом всегда компанейский, он никогда не скучал, словом, – крепко нёс службу.
Эти качества имели решающее значение в появлении у Тони дружеских чувств, ведь уже тогда пошатнутый неурядицами герой ошибочно положил, что лишь общение с представителями костяка армии сможет вернуть ему уважение к себе, а не сама служба.
Одолёваемый тяжестью мыслей о предстоящем сроке однообразного выполнения солдатской работы Тони к тому времени уже перестал видеть в армии путь к удовлетворению своих амбиций, и его логика вновь предательски начинала указывать на гражданку, как на единственно возможное место продолжения поисков счастливой жизни. Он пытался осмыслить свои ошибки и каждый раз приходил к банальному выводу о несостоятельности собственного ума, всегда бывшего незыблемой опорой его самооценки, и падал духом. Но очередной крах призрачной мечты лишь усиливал безумную агонию погони за ней, взывая воспользоваться единственным известным способом поставить исчезавший мираж на место – наркотики, которые Прянич вскоре мог с радостью достать для друга. С ними Тошич забывал о боли жизненных поражений, внутренней пустоте и ненужности, и мог вновь брести тропой нового, пусть и искусственного, зато приятного жизненного опыта. "Да, это то, что было мне нужно" – снова блаженно слушал употребивший Тони собственный, на время забытый внутренний голос, раздававшийся в нём теперь идеальным баритоном.
По прибытию на передовую герою поручили вести наблюдение за противоположной полосой вражеской защиты. Везде было тихо и спокойно, и о том, что здесь идёт война, можно было предположить лишь по расположившимся на местности и укрепившимся армейским частям. Ночами слегка примораживало, а днём ощущалась теплота прощавшегося осеннего солнца. Это изрытое окопами поле с ещё зелёной травой, на котором находился пост боевого дежурства Тони, казалось, идеально бы подошло для игры в гольф. Двенадцатичасовыми сменами разведчик внимательно отслеживал неприятельский укреплённый район, в котором метрах в двухстах стоял единственный вражеский бункер, перехватывал радиосообщения противника и записывал полученные сведения, а как только время на часах надёжно добиралось до отметки приёма пищи, временно передавал пост товарищу по боевому расчёту и уходил в столовую за обедом для себя и двух доставшихся братьев по оружию. В трапезном блиндаже, где повар останавливал свой обеденный вагончик и раздавал провизию, много солдат живо и весело общались, играла музыка мобильных телефонов и было накурено так, что было невозможно рассмотреть человека на расстоянии ближе 2 метров. Эта обстановка всеобщего праздника и радости неизменно напоминала Тони атмосферу веселых дискотек из его детства, и он каждый раз задерживался на этом