Вьюгова дюжина. Ксения Еленец
но огромная жёсткая ладонь зажала половину лица. Таашша судорожно втянула носом воздух, пытаясь успокоить пошедшее в галоп сердце и на пробу дернулась. Руки оказались прижаты к телу. Освобождённое из полотенца мыло упало на пол с оглушительным стуком.
Сначала подумалось, что её выловила Кувалда. Таашша принялась извиваться, попыталась укусить обидчика, и лишь потом поняла, что удерживающие её руки принадлежат мужчине.
– Уймись, бестолочь, – беззлобно прогудел над ухом знакомый до щема в груди голос. Таашша безвольно обвисла в руках Рраха, не зная, чего ей хочется больше – ударить, или умереть от облегчения.
– Ты совсем дикий?! – прошипела Таашша, когда рука убралась с её лица. – Я думала, меня подкараулила Кувалда!
При упоминании клички соседки Ррах нахмурился и Таашша поспешно прикусила болтливый язык. С друга станется влезть с помощью и снова очутиться по уши в проблемах по Таашшиной милости. Дурная традиция отхватывать за Таашшу у него сложилась ещё в детстве, когда он по дурости взял под крыло брошенную многочисленными старшими братьями дочку родительских друзей.
Сын моряков – Ррах проводил в их доме гораздо больше времени, чем в собственном, был ненамного старше Таашши и жутко не нравился всем её братьям. У них не было ни единого шанса не поладить. Нужно ли говорить, что своё имя новонаречённая Таашша растрепала Рраху в первый же день. Получив, впрочем, его имя в ответ.
– Как ты? – спохватилась Таашша, вспомнив, в каком состоянии друг вернулся с вылазки. Она напряженно вгляделась в его лицо, пытаясь поймать отголоски боли, но Ррах выглядел поздоровее многих местных обитателей.
– Не здесь, – коротко ответил он, поднимая выпавший брусок мыла и рассеянно пихая его в карман штанов. – Пойдём на наше место.
Тупичок у заваренного технического хода тайным местом назвать было трудно, но офицеры и корабельная обслуга забредали в него достаточно редко, чтобы не опасаться быть подслушанными. Под ногами захрустели, крошась в пыль, осколки известки. Над головой загремели торопливые шаги, грюкнуло металлом о металл и Таашша живо представила недотёпу с выскользнувшей из пальцев ручкой ведра. Воображение нарисовало солёную лужу, растекающуюся по ковровым дорожкам, устилающим верхний – принадлежащий охотникам и сестрице Вьюги – этаж. Криворукого бедолагу стало жаль – за испорченный ковёр ему влетит по самое не балуй. Парой плетей не отделается.
Таашша обессиленно рухнула на сваленные горой мешки с невнятным содержимым – тупик часто использовали в качестве склада барахла – и принялась с раздражением распутывать подсыхающие волосы. Те противились и клочились. Психанув, Таашша дернула совсем уж непослушную прядь и зашипела от боли. Прядка осталась в пальцах.
– Не психуй, – Ррах поймал Таашшины руки, не давая снова протянуться к волосам. – Ты чего такая дёрганная?
Таашша не хотела жаловаться. Не хотела говорить про Кувалду, про ноющую скулу, про кисы мёртвого охотника и поселившийся в груди холод. Не хотела, но заметить