Жажда. Валентина Ульянова
Косого. Покидая Москву, он послал в Коломну гонца с приказанием расковать князя Шемяку. Но – и только. Князь Димитрий не был освобожден.
Полки двоюродных братьев и смертельных врагов сошлись под Ростовом. Василий Косой, недавно хитростью взявший Гледен, решил к ней прибегнуть вновь. Он попросил перемирия. Великий князь согласился, готовый снова простить Косого за ложь и разбой. Москвичи воспользовались передышкой и разъехались по окрестным селениям, чтобы пополнить запасы снеди. Этого только и ждал Косой. Немедленно он велел напасть на опустевший стан и захватить беззащитного, беззаботно спавшего великого князя.
Что пробудило его в этот самый момент? Почему он поднялся от полуденного привычного сна, вышел из шатра, осмотрелся? Истинное чудо спасло его. «Ненароком» оглядев горизонт, он увидел галопом скачущие прямо к нему ряды вражеских ратников. Они были еще далеко, но приближались с каждой секундой. А московский стан словно вымер. Пустые палатки окружали великого князя! Но он не растерялся.
Призывный, яростный звук боевого рога полетел над полями, селами и лесами. Великий князь созывал своих. Это спасло его.
Москвичи подоспели вовремя и спасли великого князя от позорного плена. Возмущенные бесчестным обманом, они наголову разбили полки неприятеля. Василий Косой был захвачен в плен.
Но ничего этого: ни великодушия великого князя, не хотевшего кровопролития и готового было снова простить Косого, ни смелости и решительности его в момент неотвратимой опасности – ничего этого не увидел и не узнал Бунко. По-прежнему он томился в Коломне на постылой службе тюремщика.
Лишь на исходе мая, когда и самые разговоры о мужестве великого князя успели иссякнуть, Бунко и Старков повезли Шемяку в Москву. Здесь ему предстояло новой грамотой подтвердить свою преданность великому князю.
«Преданность тому, – думал Бунко, – кто платил за верность неслыханным оскорблением, и за доверие – заточением». Ему казалось, что свет меркнет в его глазах. Старые раны его души раскрылись все.
А между тем его служба устраивалась прекрасно. Иван Федорович Старков, едва они вернулись в Москву, взял его под свое открытое покровительство.
– Такие-то, как ты, нам и нужны, – в минуту откровенности сказал он как-то Бунку. – Решительные, сильные… и не болтуны, – многозначительно добавил он, медленно несколько раз покачав перед собой крепким указательным пальцем.
Бунко озадаченно посмотрел на это, как будто что-то не разрешающее, движение руки, но не решился спросить, кому это – «нам»?
– Покамест я тебя определю в жильцы, – продолжил боярин. – Ну, а там бы-ыстренько дальше пойдешь. Чем выше верные люди, тем лучше, – и он похлопал Бунка по плечу.
Бунко поклонился. Нет, он не чувствовал себя сейчас верным слугой великого князя. Но даже думать об этом было горько и стыдно. Однако надо же было что-то и отвечать. И он произнес, выпрямляясь:
– Я сделаю все, что смогу, Иван Федорович.
Боярин довольно улыбнулся:
– Не сомневаюсь.
И ни тот, ни другой – ни хитрый вельможа,