Запретные дали. Том 1. Алевтина Низовцева
доктора молниеносно разнеслась по всей округе, и уже спозаранок на пороге «отчаянно нуждающейся больницы» вовсю ожидала огромная толпа народу, а вскоре на горизонте появился высокий черный силуэт.
С нескрываемым любопытством местные жители смотрели, как Мартин, нагроможденный увесистым докторским саквояжем и не менее увесистым узлом белых простыней, поднялся по ступеням ветхого крылечка. Среди людей начало раздаваться вкрадчивое перешептывание.
У самого входа, Мартин окинул шепчущееся между собой многолюдье ярко-синим взором и со словами «Обождите, милейшие» отпер болезненно-стонущую входную дверь.
Поспешно укрыв, накрыв и расставив все как надо, он уселся за письменный стол, перевел дыхание, растрепал спиралевидные локоны и объявил о начале приема, после чего не давал себе ни минуты для роздыха и перекура.
Он был не столько надменно-холоден, сколько суетливо внимателен, эмоционально раскрепощен, предельно вежлив и весьма учтив, а смотрел так пронзительно оценивающе, будто заглядывал в самую душу.
К слову сказать, местные жители пришли в больницу просто поглазеть на очередного доктора, а заодно и на неизвестно откуда взявшегося «племянничка» Патрика Карди. При все при том, они никак не ожидали увидеть под светлыми сводами тщательно прибранной больницы такое вот престранное нечто и теперь пребывали в, мягко говоря, удивленном расположении духа. Что же до самого Мартина, то ему, по всей видимости, было безразлично состояние крестьянских невежд, а тем более их личное мнение. С неукротимым рвением он расспрашивал, допрашивал, ощупывал, прощупывал, нащупывал, а также просил «наполнить баночку», невольно смущая и озадачивая этой просьбой, после чего приводил к брезгливому ужасу, пробуя просимое на язык.
Лечил странно: растирая, разминая, проминая, растягивая, вытягивая, прощелкивая, расщелкивая и выщелкивая. После такого лечения большая часть жителей Плаклей моментально приобрела совершенно ровную осанку, а заодно избавилась от мышечной скованности и головных болей.
В данном лечении использовались какие-то вонючие притирки, растирки, горячие примочки, ледяные камни, длинные иглы, но большей частью руки – властные и в тоже время удивительно нежные. От прикосновения этих необыкновенных рук женская половина любопытных испытала довольно странное ощущение, а мужская прибыла в полное замешательство.
Много рассказывал он о пользе каш, киселей и морсов, тактично заявляя, что это есть лучшее из лекарств. Не забывал нахваливать травяные растирки, настойки и разного рода отвары. На первом месте у него был ромашковый отвар, рекомендуемый всем без исключения, как «панацея от всех хворей». Рьяно глаголил о медолечении, маслолечении, водолечении и, разве что, не о винолечении, но больше всего о траволечении. Убеждал в важности очищения организма, об умении чувствовать и понимать свое тело.
Наговорившись вволю, принимался бойко записывать на прямоугольных листочках, украшенных нарисованной виньеткой