Солнце восемь минут назад. Анна Малышева
поежилась:
– Иван Константинович, это не тот случай. Мои венки никто не собирается выдавать за подлинники. Декор, и только декор, как вы сами сказали.
– А зачем, позволь спросить, ты за это взялась? – Взгляд торговца сверлил ее из-под набрякших красноватых век. – Трудные времена? Настолько? Обратилась бы к старым друзьям. Неужели я бы тебе не помог?
Художница вздохнула:
– Да у меня почти всегда трудные времена, но ничего, держусь на плаву. Скажу вам честно – я не хотела браться за эти венки. И рассказывать об этом никому не собиралась, такой эпизод в биографии чести не делает. Но вот… Согласилась. Просто ради интереса. Странный опыт – тоже опыт.
Мусахов развел руками:
– Дело твое, деточка! Я достану самый страшный холст, какой только смогу. Но про то, что благодаря тебе в мире станет на четыре метра дряни больше, уж позволь, забуду. Каждый зарабатывает как может, и не мне тебя судить. Так как, ты сказала, зовут заказчика?
– А я не говорила. – Александра, пряча улыбку, поднялась с дивана, и кот встревоженно повернул круглую голову в ее сторону. В желтых совиных глазах застыло недоверчивое внимание. – Вы же знаете, что имя клиента – табу. И вы сами когда-то сказали это одной молодой художнице, витающей в облаках.
Глава 3
Свою квартирную хозяйку Александра не видела с кануна Нового года. Тогда, тридцать первого декабря, она зашла к Юлии Петровне с поздравлениями и коробкой конфет. То была обычная дань вежливости – художница вовсе не горела желанием выслушивать бесконечные воспоминания вдовы о покойном супруге, прочно забытом художнике. В тот последний визит Юлия Петровна, обычно благостно манерная, вела себя беспокойно. Она даже не предложила Александре неизбежной чашки чая, едва поблагодарила за конфеты и не поздравила в ответ «с наступающим». Даму с сиреневыми волосами и тщательно наложенным макияжем в фиолетовых тонах явно что-то тревожило. Она прислушивалась к каждому звуку, поглядывала на входную дверь, и Александра поторопилась уйти. Художница догадывалась, что происходит.
В конце декабря ее старый приятель и бывший сосед по мастерской, скульптор Стас, нежданно-негаданно покорил сердце вдовы – так же легко, мимоходом, как покорял сердца большинства вдов, бюсты чьих супругов он ваял. Такие приключения были для него в порядке вещей. Но Юлия Петровна отнеслась к произошедшему очень серьезно. Она явно видела в беспечном скульпторе кандидата в мужья, чем очень его пугала. Ситуация усугублялась тем, что Юлия Петровна неожиданно снискала расположение бессменной няньки и домработницы Стаса – широко известной в московских мастерских Марьи Семеновны. Озадаченный Стас признался Александре, что сразу после празднования Нового года «в семейном кругу» тайком уедет в Питер.
– К кому – даже тебе не скажу, друг Александра, – удрученно добавил он во время последней встречи. – А то Марья все из тебя выбьет.