Аспекты. Джон М. Форд
идущим навстречу тем, кто богат настолько, что не работает, но изнемогает от усилий. Улицы пахли мукой и мочой, горными цветами, жареной свининой и дешевым пивом, оглашались криками разносчиков и детскими песенками, лошадиным ржанием и людскими стонами. Все они, обнесенные стенами высоких многооконных зданий и защищенные крышей из угольного дыма и магнографных проводов, были так спрессованы, что людскую массу можно было резать ломтями.
Как здесь вообще живут, думал Варис; как ощутить, что ты живой, пока ты здесь не жил?
Улицы стали шире. Появились деревья и геометрические фигуры лужаек, где зеленела трава, необычайно яркая на фоне серого города. Кэб проехал мимо парка Королей Кларити, все еще окутанного туманом, превращавшим парковые скульптуры в подобие кладбищенских памятников. По другую сторону парка, на Виноградном проспекте (последние виноградники росли здесь шесть веков назад, а теперь по фонарным столбам вились лозы кованого железа), стояло здание парламента: двадцать колонн украшали южный фасад, сорок широких мраморных ступеней вели к проспекту. В солнечную погоду здание выглядело очень белым и очень красивым.
Кэбмен, как и было велено, направил двуколку к небольшому дворику в западном крыле и остановился у неприметной двери.
– Сколько с меня? – спросил Варис, собираясь с мыслями и на выход.
– Три талера и четыре гроша, досточтимый господин.
Варис вручил ему четыре серебряных талера, прибавив, что сдачи не надо. Кэбмен отсалютовал хлыстом и уехал. Пройдя через пустынный сад, Варис позвонил в колокольчик. Привратник, укоризненно взглянув на сорочку и небрежно повязанный галстух посетителя, распахнул дверь. Стены скромно обставленного вестибюля, выкрашенные светло-зеленым, должны были давать отдых усталым глазам. Часы за стеклом показывали без шести миним восемь. Варис пожалел, что не оставил больше чаевых и не запомнил номер кэба. По дубовой лестнице он поднялся на второй этаж, хотя его кабинет находился на третьем. Из-за дверей вдоль коридора доносились негромкие звуки: позвякивали чайные чашки, шуршали газетные страницы, хрустели поджаренные хлебцы.
Варис постучал в дверь.
– Открыто, – послышалось изнутри.
Он вошел.
Главный лорд-парламентарий занимал кабинет в три раза больше обычного, но там все равно было тесно. На стенах прихожей, сплошь увешанных табличками, свитками и почетными грамотами, не оставалось свободного места; у огромного письменного стола стоял такой же огромный глобус. За дверью в противоположной стене виднелись вход в библиотеку и вход в зал заседаний. В зале заседаний, вокруг стола, обитого зеленым сукном, парламентарии проводили много времени, кромсая лоскутную конституцию республики Лескория, как хирурги, оперирующие безнадежного больного, пытаясь на живую нитку сметать нечто жизнеспособное, сильное и стойкое. Разумеется, хирурги либо сами были чародеями, либо могли пригласить чародеев, дабы силой мысли