Кофеманка. Екатерина Ермолова
моей маме. Только от большой любви делаются самые бесполезные подарки:) Итак сидела, смотрела на огонь в камине, слушала Sade и грустила…
– Тебе классно:) Ты на даче и свободна.
– Это ты свободна, и тебе классно, ты работаешь в такси и выходишь без пропуска:)
– Отчасти, да.
– Кажется, Цицерон сказал: если у тебя есть сад и библиотека, у тебя есть все. Хотелось бы у него уточнить: этого достаточно, чтобы не сойти с ума или для счастья?
– Вероятно, он имел ввиду душу.
– Сколько тебе лет?
– 33.
– Хороший возраст:) Христа.
– Неожиданно переходный, я бы сказала.
В нашей с ней беседе меня больше всего поразило, насколько быстро она считала/поняла меня. Буквально на пятой минуте жестко написала про боль моего развода. Пять минут, КАРЛ!!!)
– Ты развелась или у тебя умер муж? Почему ты хоронишь себя? ЧТО с тобой?
– Развод – маленькая смерть:) Не думала, что от меня так несет мертвичиной:)
– Да, это чувствуется. Ты из Москвы?
Десятки, если не сотни диалогов с мужчинами за пару месяцев до этого и ни один не капнул так быстро, и так далеко! Потому что всем по большому счету было плевать, все хотели тела, но не души…
А дальше, дальше была жесть женской откровенности. Такая, которая бывает только у попутчиц, только теперь в 21 веке не в вагоне поезда, а в вагоне информационного пространства. Но это было только начало, дальше она подробно рассказала о своих абортах, семейной жизни, каких-то безумных «газпромовских» мужчинах. Не думаю, что она когда-то прочтет этот текст, но все же приношу заочно свои извинения, что частично выложила эту переписку в мир.
– Мужчины? Всякие были. От бензиновых до газпромовских. И все в моих глазах были достойными. Потому что они жили. Как могли. Как были извращены, как приспособились. Для меня нет худших и лучших.
– Похвально. Я не так толерантна:)
– Я вообще с трудом понимаю штампы «достойный» или нет… меня подташнивает от этого…
– Согласна. Живые, редкие – ценнее… Для памяти. Даже, если только тела.
И потом она про детей…
– Я родила ему двух сыновей, сделала один аборт от него, после чего он послал меня на хуй, сказав, что я детоубийца.
– Пожалуй, я промолчу. Это посильнее будет моего первого мужа – диктатора. Считаю, это твое право на аборт.
– Это не в том, что правом было, это было открытой картиной. Мы были в разводе пять лет. И за пять лет он ни разу не пришел к своим сыновьям. А затем, когда смирилась, и я залетела… короче, я не хочу об этом…
– Да, не надо.
Как после этого не любить женщин?
Такое не придумаешь, такое можно только записать…
Я в очередной раз убеждаюсь, что нет ничего глубже, чище, сильнее, нет более раненого зверя, чем просто женщина, прожившая свою жизнь. У каждой столько боли, шрамов и крови.
У нас было всего две ночи переписок, никакого продолжения в реале, и наш диалог закончился,