13 сокровищ. Мишель Харрисон
похожими на птичьи и такими же настороженными. И в них читалась доброта.
Знакомая боль постепенно становилась все сильнее, и цыганка поднесла скрюченную руку к виску. Встала, пошаркала в кухонный уголок, задержавшись взглядом на мелкой лужице, которая набралась в раковине под капающим краном. Мрачные, искаженные тени закружились в воде. Она закрыла окно и задернула шторы, в фургоне стало почти полностью темно. Из маленького шкафчика, покопавшись в многочисленных банках и бутылках, достала деревянную плошку и несколько свечей. Наполнив плошку водой, поставила ее на стол и дрожащей рукой зажгла свечные фитили.
Затем села за стол и склонилась над ним – пляшущие огоньки резко высветили морщины на ее лице. Пульсация в виске усиливалась, отдаваясь болью во всей голове. Цыганка быстро пробормотала заклинание, и боль отступила. Старая женщина неподвижно и тихо замерла в кресле.
В фургоне резко похолодало, а пламя свечей стало голубым. Дрожа, она плотнее укутала шалью хрупкие плечи и вгляделась в деревянную плошку. Вначале вода помутнела, затем сделалась прозрачной. В ней вырисовывались фигуры. Темные тени то сливались воедино, то распадались. Пальцы цыганки вздрагивали от слабых уколов электрических разрядов. Затем, словно там проигрывался немой фильм, в воде возникла череда неясных образов.
Часы пробили полночь. Луна, прежде чем скрыться за облаком, сквозь окно детской осветила спящего в кроватке ребенка. Когда луна показалась снова, кроватка опустела. Там остался лишь игрушечный медвежонок с прорехой на животе, откуда торчала набивка. Белоснежное постельное белье испещряли крошечные грязные следы. Цыганка нахмурилась, пытаясь разгадать увиденное. Очень быстро картина исчезла, вода снова стала прозрачной, и она было решила, что все подошло к концу, но тут возникло следующее видение: девочка двенадцати-тринадцати лет с каштановыми волосами и темными выразительными глазами. Она выглядела грустной от того, что никто не понимал ее и никто не хотел слушать. И все же вода сообщила, что девочка сейчас не одна. Показала тех, кто около нее. Девочка могла видеть то, чего не видят другие. Никаких сомнений, она обладала вторым зрением – но иным, не таким, как у цыганки.
Старая женщина еще долго растирала руки, пытаясь согреть их, после того как тепло вернулось в фургон, – холод теперь слишком легко проникал в ее кости. Послеполуденное солнце заливало ее жилище мягким сиянием, а она недвижно сидела в кресле, продолжая смотреть в воду, которая давно уже ничего не показывала. У цыганки осталось множество вопросов.
Наконец она встала из-за стола и рассеянно, дрожащими руками, принялась убирать плошку и свечи. Она знала достаточно, чтобы понять: ее путь и путь девочки скоро пересекутся.
В тот день Таня поплелась вниз обедать с тяжелым сердцем. Мама уехала два часа назад, и мысль о том, что пару ближайших недель придется торчать в поместье,