Аэронавт. Петр Заспа
рубашки, обвязал кровоточащую рану. – Какие страны входят в конфедерацию, а какие в анклав?
Такой вопрос показался необычным даже спокойному и ко всему привыкшему Стефану.
– Удивляюсь я тебе! Небось, даже и не воевал?
– Говорю же, что с головой у меня не всё в порядке! Так какие?
– Так считай, конфедерация – это все что с запада. Австро-венгры всем хороводят, да ещё немцы. Ну а Польские воеводства только вид делают, потому как опасаются вашего государя. Да ещё Османский султанат с юга напирает. Всё никак простить не могут славянам их объединение.
Неожиданно громыхнула дверь, и Стефан замолчал на полуслове. В камеру вошёл священник в фиолетовой рясе и тяжёлым распятием на груди. Он слепо прищурился, всматриваясь вдоль стен, вставил факел в крепление на стене, затем перекрестился и позвал:
– Подойдите ко мне, дети мои! Я отец Матиуш. Я буду готовить вас к последнему испытанию. Идите ко мне на свет и ничего не бойтесь.
Первым вскочил Стефан и, рухнув на колени, обхватил священника за ноги.
– Святой отче! Прошу! Пусть Господь простит не только мою душу, но и моё тело!
– Не хитри, сын мой! – Отец Матиуш сложил молитвенно руки на груди и, освобождая ноги, отступил назад. – Душа твоя полетит к нему чистая и непорочная. Но для этого ты должен покаяться во всех своих грехах.
Затем священник увидел даже не шелохнувшегося на его зов Смородина и удивлённо спросил:
– А ты, овца господняя, отчего не проникнешься духом покаяния? Я ведь знаю, что иноверцев в наших казематах нет. Так иди, помолимся вместе Господу нашему, пострадавшему за нас Иезусу.
Миша отвернулся и нехотя бросил:
– Я атеист.
– Кто, кто? Иноверец?
– Отцепитесь от меня, святой отец, или как вас там? Не знаю я никаких молитв, потому что ещё недавно у меня в кармане лежал партбилет. А иконы я видел лишь когда перелистывал журналы «Наука и религия».
Озадаченный отец Матиуш задумчиво обхватил подбородок и молча уставился на Смородина.
– Да он же блаженный! – вступился за Мишу Стефан. – Вы его, отче, не слушайте. Он ещё тут не такое рассказывал. Слишком сурово инквизиторы с ним обошлись. Вот он рассудком и ослаб.
– Ну так приступим! – примирительно кивнул святой отец и замычал гнусавым голосом молитву: – Господь наш на небесах, на земле и море…
Но его распевание неожиданно потонуло в пронесшемся по коридору хриплом рокоте. Увлёкшись, и никого кроме себя не слыша, пел палач. Он старательно тянул фальцетом верхние ноты и, позабыв несколько строк, начал песню сначала:
– На поле танки грохотали.
Солдаты шли в последний бой!
А молодо-о-го командира.
Несли с пробитой головой…
Остановившись у приоткрытой двери камеры, он заглянул и прокашлялся в спину отцу Матиушу:
– Заканчивайте, святой отче! Колокола уже отзвонили.
– Так я