Черный человек. Василий Головачев

      – Какой? – Он смотрел непонимающе.

      – Вспомни рассказ «Конец сказки». От хирурга Линдея ушла жена, и ему пришлось лечить соперника…

      Клим кивнул, к нему возвращалась былая уверенность и сила, понимание того, что он тоже не в состоянии сказать «нет».

      – Так вот, – продолжала Купава, кусая губы, – я тоже могу, как та женщина, Медж, предложить тебе компромисс: спаси Дана, и я уйду к тебе… навсегда!

      Мальгин встал, наглухо застегнутый в бронежилет самообладания, хотя в квартире души, уютно обставленной согласно привычкам и желаниям тридцатилетнего мужчины, возведшего в абсолют догмат выдержки и самоконтроля, вдруг появилось желание сделать Купаве больно. Росло это желание недолго, Мальгин умел бороться с малодушием. Он усмехнулся и подумал: «Когда-то наши разговоры были для меня сродни умственной гимнастике, заставляли держать себя в постоянной интеллектуальной форме. Как давно это было, а интонации сохранились до сих пор. Неужели мне суждено это помнить всегда?»

      – А если я соглашусь на твое условие?

      В глубине глаз Купавы мелькнуло не то сомнение, не то страх, но думала она в данный момент не о себе.

      – Я приду.

      Мальгин глубоко вздохнул, не позволяя сорваться с языка невысказанному, и Купава поняла, о чем он подумал.

      – Ты до сих пор не простил мне… ухода?

      Он покачал головой:

      – Не о том говорим.

      – Не простил… а мне казалось, умение прощать – свойство сильных. Ты же сильный, Клим, неужели никогда не…

      – Замолчи, – оборвал он ее почти грубо, – иначе я возненавижу себя за то, что дал тебе повод думать обо мне так. Уходи, Купава, потому что мы наговорим друг другу такого, что не сможем потом простить никогда. Меня не нужно упрашивать вылечить Дана, это мой прямой долг. Одно знаю твердо: я сделаю все, что в моих силах, и даже больше, насколько это вообще возможно.

      Купава встала, до боли желанная и чужая, встретила его взгляд, и снова в глазах ее мелькнул страх. «Почему страх? – подумал Клим с недоумением, мимолетно. – За кого она боится? Господи, неужели за меня?!»

      Купава вдруг шагнула к нему, поцеловала и, не оглядываясь, пошла к двери, а он остался стоять, оглушенный бурей чувств и желанием разбить голову о стену…

      Потом, спустя несколько бесконечных минут, буря стихла, боль ушла, и голова стала пустой, легкой, звонкой, как фарфоровый сосуд; отзвуком эмоционального урагана повисла в тишине нота грусти и тоски… и снова, как при ее появлении, – ни одной мысли.

      «Хватит!» – сказал сам себе Мальгин с ненавистью, а когда это не помогло – ударил кулаком в стену так, что разбил пальцы в кровь! Физическая боль отрезвила.