Сказ о змеином сердце, или Второе слово о Якубе Шеле. Радек Рак
или как у змеи. А иногда Мальва раздевается быстро, раз-два, и она уже обнажена. И эта ее торопливость, эта небрежность движений бывают куда прекраснее заученной медлительности.
Куба может смотреть, но трогать ему не дозволено. Разве что он насобирает цветов, тех садовых и тех, что растут в поле. Именно этими цветами он познает все закутки ее тела. Потому один раз она кажется ему прохладной, как лепестки маков, а другой раз сухой и тонкой, как василек. Цветы оставляют на ее коже мурашки и красные раздраженные полосы. Иногда, но редко, девушка позволяет класть себе на соски распустившиеся мальвы. Куба потом собирает эти цветы и теребит губами, пока Старый Мышка не видит. Воображает, будто целует грудь Мальвы. Или даже больше.
Девушка не позволяет себя трогать, но сама часто трогает Кубу. Иногда она велит ему полностью раздеться и встать перед ней с закрытыми глазами, а затем делает с ним то, после чего парень едва может вернуться в свою комнату. Тогда от него пахнет потом и молоком, перед глазами у него мелькают пурпурные и желтые бабочки, а пол зарастает травами и полевыми цветами, как будто в гойхауз проник сам священный луг. Тогда в сенях то играют сверчки, то журчит невидимый ручей, а под потолком гукает серая сова. Порой видно даже, как она бесшумно перелетает с балки на балку.
Однако это происходит только поздно ночью, когда Старый Мышка спит, и никто, кроме Кубы, ничего не видит.
IX. О мужицком желании
Сказывают, что чем больше мужик трудится, тем сильнее ему хочется. Особенно когда он работает в поле, под солнцем, распаляющим кровь.
Наступил месяц август, выцветший добела. Каждый день жатвы дышал жаром, словно вынутый прямо из печи. Небо окрасилось матовым васильковым цветом. Но с холмов дул прохладный ветерок, и работалось хорошо, даже на панском поле, даже в дни добровольной барщины. У гусляра Йонтека Гаца уже зажили отбитые управляющим пальцы, и он мог снова поигрывать во время работы. А с музыкой, как известно, дело идет быстрее. Но лучше всего было рвать яблоки в церковном саду: во-первых, собирают яблоки вечером, когда они наливаются солнцем после целого дня и потому долго не портятся, а во-вторых, ксёндз – душевный человек и всегда угощает яблочным вином. Вино это легкое, как пух одуванчика, и сам не замечаешь, как оно ударяет в голову. Мальва и Куба возвращались из сада уже ночью, липкие от пота, вина и сока, пьяные больше, чем хотели это признать. Славные это были ночи. Нет ничего вкуснее пота, вина и сока, сцелованных с кожи любимого человека.
Порой Мальва и Куба вместе выходили ночью на крышу. Черепица отдавала дневное тепло, пахло старой древесиной, почти как в церкви. Их ласки наблюдали ночь и звезды, а иногда и Хана. Паренек знал это, хотя ему так и не удалось застукать дочку корчмаря за подглядыванием. То, что она знает о Кубе и Мальве, было понятно по тому, что она перестала по ночам танцевать на крыше. Кубу это не смущало, только иногда посреди ночи он слышал под сенником слабо стучащее сердце Ханы. И хотя билось оно негромко и не докучало, в парне оно все же вызывало злость и этим