Пучина скорби. Альбина Нури
малыши в пестрых одежках сновали по площадке, как забавные разноцветные муравьи, а их родители и бабушки-дедушки наблюдали за своими чадами и время от времени фотографировали их.
Ирочке нравилась эта площадка; и сам парк, где продавали попкорн, мороженое и сладкую вату, она обожала. Парк располагался не так далеко от детского сада, и иногда, когда были время и возможность, Вера или Вадим (смотря чья очередь забирать ребенка из садика) приводили дочку сюда, погулять, поиграть часок.
Парк, старый добрый парк, исхоженный вдоль и поперек. И милая площадка, и привычные развлечения… Что плохого может случиться?
Но оно все-таки случилось. Сознание свершившейся, подкравшейся беды заползало в душу черным душным облаком.
А дальше…
Была, конечно, бессмысленная беготня по площадке и парку. Поиски, которые не могли увенчаться успехом. Призывы откликнуться, выходить немедленно, перестать прятаться, быть хорошей девочкой.
Все это была чушь собачья.
Вадим прекрасно знал, что Ирочка ни за что не стала бы прятаться, хихикая над обезумевшим от беспокойства отцом. Заблудиться Ирочка тоже не могла – негде тут потеряться. Она играла на площадке с другими детьми, Вадим сидел на лавке – никаких предпосылок к тому, чтобы ребенок запаниковал, не зная, куда идти.
Была небольшая вероятность, что девочка по неизвестной причине решила потихоньку уйти из парка, но и в нее не верилось. Ирочка не стала бы этого делать. Если бы ей хотелось уйти, если бы она устала играть или обиделась на кого-то из ребятишек, сделала бы то единственное, что только и могло прийти в голову послушному, воспитанному ребенку: подошла бы к папе, заявила, что хочет домой.
Так что Вадим уже прекрасно понимал: все куда страшнее. Он заснул, а в это время кто-то увел его дочь. Украл, похитил.
Это был гад, мерзавец. Или группа негодяев. Но Вадим в тот день (и во все последующие дни) обвинял не его или их, а себя. Он, лишь он один, нерадивый, преступный отец, был виноват во всем! Ведь это он, тот, кому самой природой и обществом назначено заботиться о дочери, не уберег своего ребенка.
Женщина, которая разбудила Вадима, бегала и искала вместе с ним. Она и полицию дождалась: действительно была из числа неравнодушных людей.
Самым страшным оказался звонок Вере. По мере продолжения беседы Вадим слышал, как гас, таял ее голос, как на смену оживлению и приветливости пришел страх. А следом – ненависть.
– Как ты мог? – кричала она.
Вопрос все повторялся и повторялся, день за днем, месяц за месяцем.
– Тебя никогда ничего не интересовало, кроме твоего чертового творчества! – Последнее слово Вера буквально с кровью выхаркивала ему в лицо. – Ничего, никого не было важнее! Ни я, ни Ирочка не имели для тебя значения! Подавись теперь своими книжками, живи в своем вымышленном мире, пусть твои персонажи согревают тебя по ночам!
Вера могла и не говорить Вадиму таких слов. Именно ими и без того были наполнены его мысли.
Признавался он себе в этом или нет, но Вадим всегда хотел преуспеть,