Любовь надо заслужить. Дарья Биньярди
мне очень жаль. Все не так плохо, просто я действительно не голоден.
Он чесался. От него несло табаком и еще чем-то прогорклым. Он был под кайфом, и я знала, что он страдал от этого, но не так, как я.
Ему было наплевать на всех нас.
Отец встал из-за стола, подошел к Майо сзади и обнял его за плечи.
Майо остался сидеть: напряженная спина, неподвижное лицо.
Отец плакал, сжимал его плечи.
– Простите меня, – сказал он.
Потом ушел в свою комнату и упал на кровать.
Я не поняла, за что мы должны его простить, но я ненавидела его, ненавидела их всех. Маму – за то, что она ничего не сказала, и отца – за его слабость.
Почему они не рассердились, не заорали? Никто не защитил нас. Никто не защитил меня.
Это был последний раз, когда мы собрались вместе.
Не знаю, о чем разговаривали родители в тот вечер, но полоска света под дверью в их комнате оставалась допоздна. Я представляла себе маму, утешающую отца.
На следующий день была суббота, утром я ушла в школу, мама – в аптеку, отец – на собрание сельхозкооператива. Майо спал до обеда. Домработница сказала, что он проснулся, выпил чаю с печеньем и куда-то пошел. Больше мы его не видели.
Антония
– Она тебе рассказала?
Мы сидим с папой в “Диане”, его любимом ресторане на виа Индипенденца.
– Да. Ты знал?
– С тех пор, как ты забеременела, она только об этом и думает. Она уверена, что раньше этого делать было нельзя.
Длинноносый официант приносит тарелку с пармезаном и нарезанной кубиками мортаделлой. Он совсем седой, я помню его с детства – красивый мужчина, всегда любезно улыбается, но имени его не знаю. Спрашиваю у отца.
– Понятия не имею, как его зовут. А зачем тебе?
– Просто так. Почему же Альма не могла рассказать мне раньше о брате и обо всем остальном? Чего она боялась?
Я часто зову родителей по именам: Альма и Франко – привыкла с детства, когда слышала их обращение друг к другу. Что интересно, так часто делают единственные в семье дети.
– Чего боялась? Многого. Тяжело узнать, что твой дед покончил с собой, а дядя без вести пропал.
– Тебе никогда не приходило в голову, что я должна об этом знать?
– Мне – приходило. Но ты же знаешь, я всегда уважал ее выбор.
– Ты думаешь, в этом есть ее вина?
Отец наливает мне немного ламбруско.
– Тебе можно пить?
– Полбокала, да.
Он наполняет маленький пузатый бокал. Вино приятное, легкое, игристое.
– Конечно нет. Так получилось. Все происходит по воле случая. Только она этому никогда не поверит, а у нас никогда не будет неопровержимых доказательств. Но, возможно, кое-что сможет примирить ее с прошлым… – По его губам скользит едва заметная улыбка. – И знаешь, что? Ты думала над этим? – пристально смотрит на меня.
Мой отец в любой ситуации остается профессором, никогда не упустит возможности порассуждать. Представляю себе пожар: “А скажи, пожалуйста,