Дивеевская тайна и предсказания о Воскресении России. Преподобный Серафим Саровский Чудотворец (сборник). Отсутствует
душ к Богу и радость «соединения с Ним на веки». Это картина «Преддверие рая» Васнецова, помещенная по поясу купола в Киевском Князе – Владимирском соборе. Там множество святых со стремительностью летят к открывшемуся для них блаженству. И среди различного проявления торжества, радости, ликования это чувство стремительности составляет главную черту картины. «Желание имый разрешитися»: то есть – пылаю, сгораю жаждою Христа.
И вот отчего смерть людей, столь убежденных в наследии вечности: и для них самих, и для тех, кто видит ее, или только слышит, представляется великим духовным торжеством. Вот отчего эти дни становятся по церковном прославлении таких людей праздниками, «Смерть грешника люта» – и, думается, редко в жизни можно встретить что-нибудь ужаснее смерти человека, во время земной своей жизни не думавшего о вечности, когда эта вечность, теперь несомненная и как бы осязательная, открывается пред ним. Эта борьба против смерти, вопли: «я жить хочу!», это как бы хватание за жизнь с безумной надеждой удержать ее, укрыться в нее от надвигающихся видений потусторонней жизни: есть одно из печальнейших зрелищ, какие дает извращение человеком своей божественной природы, и одно из самых ярких, бьющих доказательств бессмертия души и вечности.
Но как спокойна, ясна кончина праведных! Умирание их тела подобно тихому падению с ветки на мягкую мураву сочного, созревшего плода. В большинстве случаев оно вовсе безболезненно, или если даже острая болезнь разрушала организм: тихи предсмертные часы праведника.
Не бесполезно, по слову Апостола, «взирая на окончание жительства» праведников, «поминать веру их», и мы, прежде чем перейти к повествованию о блаженной кончине старца Серафима Саровского, припомним обстоятельства кончины некоторых других подвижников.
Нельзя без глубокого волнения читать о кончине святителя Димитрия Ростовского. Этот великий подвижник, оставивший своему народу величайшее духовное сокровище – Четью минею – и не один только свой век, но и последующие времена огласивший «пастырской свирелью богословствования своего», своими дивными проповедями, еще не в старых для его сана летах, тихо догорал в суровом климате Ростова, вдали от родной, теплой Украйны с ее задумчивыми тополями, с пронзительным светом ее звезд… Непосильные труды, за всю жизнь напряжение сил душевных, наконец, множество огорчений изнурили силы святителя. Но из слабеющих рук перо, под этою рукой написанное столько вдохновенных страниц, не выпадало до последнего дня. Еще 27 октября 1709 года он пишет старому собеседнику своему иноку Феологу: «По истине возвещаю ти, яко немоществую. До чего ни примусь, все из рук падет. Дни мне стали темны, очи мало видят, в нощи свет свещный мало способствует, паче же вредит. А недугование заставляет лежать да стонать». Вечером того же дня митрополит велел позвать своих певчих. Он сидел у печи и грелся, а певчим велел петь сложенные