Как я был в немецком плену. Юрий Владимиров
очень близкие мне люди. К нам же привязался молоденький, рослый и очень красивый первокурсник Костя Зорин, впоследствии ставший одним из руководящих работников электрометаллургического завода им. И. Ф. Тевосяна в Электростали. Жили мы «колхозом», т. е. очень многое – особенно продукты и курево – были у нас общими. Нередко нам приходилось есть суп и кашу из одной посуды, поэтому мы по праву стали называть себя «однокашниками».
Несколько студентов, забрав из института свои документы, перешли на учебу в военные училища и даже в академии. Мой комсорг Борис Денежкин записался в истребительный батальон.
…Всех направлявшихся на трудовой фронт построили по 4 человека в ряд, и мы двинулись пешком по Большой Калужской улице в сторону Калужской заставы. К нам присоединились и другие команды москвичей. От Калужской заставы добрались до маленькой церкви на крутом берегу Москвы-реки (её при советской власти не закрывали, и в ней в 1955 и 1960 годах окрестили моих детей – сына Мишу и дочь Наташу) и вошли в село Потылиха. На его окраине находилась киностудия «Мосфильм», где я пытался подзаработать на массовых съемках кинофильма «Суворов», изображая австрийского солдата.
У крутого и обрывистого берега реки Сетунь мы остановились минут на 20. Посмотреть на нас вышли жители крайнего трехэтажного шлакоблочного дома (это дом № 4 по Воробьевскому шоссе). Оказалось, что в той толпе стояла и 14-летняя красивая девочка с двумя косичками – моя будущая незабвенная супруга Катюша, с которой в том же доме – в коммунальной квартире № 3 на втором этаже – я прожил полные счастья 1955–1961-е годы. Там начали свою жизнь и наши славные дети.
На Киевском вокзале нас посадили группами в товарные вагоны, в которых справа и слева от раздвижной широкой двери были устроены сплошные дощатые нары. Между стойками двери имелась съемная деревянная перекладина, на которую можно было опираться, стоя у открытой двери.
Ночью поезд медленно и с частыми остановками повез нас в сторону Калуги. Мы не раздеваясь улеглись на голые доски на полу и на нарах и крепко уснули. Наш поезд часто обгоняли воинские и грузовые эшелоны, следовавшие на фронт, и мы нередко стояли часами в чистом поле далеко от станций. Точный маршрут следования поезда нам, конечно, не был известен, и он нас даже совсем не интересовал.
Утром 3 июля на каком-то пустынном разъезде поезд окончательно остановился. Нас попросили собраться у дома начальника разъезда, где на столбе висел радиорупор, передававший различные сообщения, и я впервые в жизни услышал голос Великого вождя, выступившего с обращением ко всему советскому народу, – председателя ГКО И. В. Сталина.
Меня поразило, что Сталин плохо выговаривал русские слова, и как силен у него был кавказский акцент. «Как же так, – думал я, – ведь и я не русский, но по-моему разговору почти никто моей нерусскости не заметит». У меня