Под знаком Софии. Елена Раскина
в бесчисленных коридорах Зимнего дворца и с редкой настойчивостью объяснялся ей в любви. Ученице графа Сен-Жермена казалось, что гвардейский подпоручик не повторяет одно и то же, а всего лишь продолжает прерванную беседу, на которую, бесспорно, имеет право.
Страсть Потемкина к императрице началась в то самое мгновение, когда Фике надела на запястье его темляк и взметнула над головой саблю. Длинные непудреные волосы небрежно брошены на плечи, в глазах – блеск славы и победы! Такими, верно, были амазонки, девы-воительницы, о которых некогда рассказывал Григорию отец Иннокентий.
Подпоручик Потемкин не искал в Екатерине нежности или мягкости, и ее твердый, как сталь, взгляд не ранил его душу. Он видел в императрице подругу под стать своим помыслам, ту, с которой можно скакать рядом по торным дорогам жизни, чтобы однажды, в силе и славе, войти в Константинополь. Та любовь, которой тешат себя не отягченные дерзновенными замыслами люди, казалась Григорию пустячком, капризом, изящной фарфоровой безделушкой, бесполезной и сомнительной роскошью.
Григорий был уверен, что новая российская государыня – та самая София, о которой ему рассказывал граф Монфера. София-Августа-Фредерика Ангальт-Цербстская – подлинное имя императрицы ни для кого не составляло тайны. Наконец-то он нашел ее! Оставалось только рассказать о своей страсти, поделиться дерзкими прожектами. Потемкина нимало не смущало напускное равнодушие императрицы – он был уверен, что рано или поздно будет услышан. Его голос раскачает ее сердце, как веревка – огромный, неповоротливый колокол, и звук получится властный, громкий – на века!
– Откуда вы знаете графа Сен-Жермена? – спросила однажды императрица, которая выслушивала бесконечные признания назойливого офицера лишь потому, что на него указал граф.
– Этот человек называл себя разными именами, – ответил Потемкин. – Сен-Жермен, Монфера, Ракоци… Один Бог знает, сколько у него имен!
– И какое же из них по вкусу вам, подпоручик? – улыбка скользнула по губам Екатерины, но ее голубые немецкие глаза смотрели холодно и напряженно.
– Граф Монфера, Ваше Императорское Величество! Беседуя со мной, он называл себя так. Он учил меня греческому.
Потемкин вспомнил былые времена, учебу в Московском университете и странного человека, который предсказал ему мирскую славу. Обещанная спутница, София-Августа-Фредерика Ангальт-Цербстская стояла сейчас перед Григорием и досадовала, что скромный гвардейский подпоручик вздумал безнаказанно объясняться ей в любви.
– Неужели вам знаком язык Гомера? – по невозмутимому лицу Екатерины скользнуло удивление, словно ветер – по зеркальной озерной глади.
– Я знаю не только эллинский, но и язык, на котором говорят наши братья-греки, томящиеся под властью турок! – отчеканил подпоручик, и Екатерине показалось, что перед ней античный герой, новоявленный Ахиллес, забавы ради надевший гвардейский мундир.
Крепок был юнец – и душой, и телом – не чета ее слабовольному Гришке