Вопреки всему. Валерий Поволяев
проложенная по кромке леса, укрепилась, вгрызлась в землю – ни туда ни сюда; ни немцы не смогли потеснить наших, ни наши немцев.
Очень уж не хотел Гитлер сдавать Смоленск, бросил на оборону города все, что у него было под рукой, вплоть до солдат, которые в банях мыли шайки, чинили в походных мастерских рваные шинели и заведовали навозом у артиллерийских битюгов.
Наши тоже не могли продвинуться ни на метр – также иссякли силы, требовалось время для накопления их, так что арифметика получалась простая: Смоленск достанется тем, у кого дыхание окажется крепче.
Пулеметному расчету Куликова так и не удалось уснуть до самого утра, ночь была тревожная, с минометными обстрелами и слепой артиллерийской стрельбой, одиночной, до которой фрицы оказались очень охочими… Стреляли по квадратам, на авось, и имели успех – попали в неудачно передислоцировавшийся штаб, управлявший минометным подразделением, и сожгли две машины из отдельного автомобильного батальона, приданного для усиления их дивизии. Об этом Куликов узнал утром от командира роты.
В общем, фрицы сами не спали и другим не давали.
К утру туман сдвинулся, приподнялся над землей. Поскольку он был едок, как кислота, то снега стало меньше; если вчера в лесу почти не было темных проплешин со слипшейся сопревшей травой, то сегодня весь лес был украшен этими неровными, недобро вытаявшими и остро пахнущими гнилью кусками земли.
Похоже, весна решила утвердиться окончательно, раз пошло такое таяние, но, с другой стороны, в России еще при царе Горохе Втором была в ходу пословица: «Пришел марток – надевай трое порток», иногда холод начинал жарить такой, что и трех порток могло не хватить.
Выглянув из пулеметной ячейки, Коля Блинов недовольно поморщился: немцы за ночь, под прикрытием темноты и тумана, уволокли всех своих покойников, а заодно прихватили и их ранцы, набитые едой.
Досадно. Насчет еды надо было бы подсуетиться вчера, а пулеметчики зевнули.
– М-да-а, – протянул Блинов недовольно и выругался. От досады тут не только ругаться будешь, но и локти себе грызть и вьюшку сплевывать себе под ноги. – Лопухи мы.
Куликов хорошо понимал напарника, поэтому проговорил примиряюще:
– Ничего, Коля. Фрицы снова пойдут в атаку и опять нам чего-нибудь принесут. Вот увидишь.
– Уж лучше бы нам старшина приволок бачок с борщом. Все сытнее гитлеровских поросячьих колбасок с завязками.
– Верно, – Куликов не выдержал, вздохнул, – кто на чем воспитан, тот на том и держится. Немцы на колбасках, а мы на борще и хорошей гречневой каше.
– Каждому свое.
– Помолчи, Коля! – Куликов понизил голос. – Говорят, эти слова сам Гитлер придумал. Тьфу!
– Свернуть бы их в трубочку и засунуть ему в задницу.
– Дело толковое. Вопрос только в том, как его исполнить. Возьмись за это дело, а, Коля? Орден получишь.
– Не нужно мне никакого ордена, Палыч, – Блинов нахмурился.
Куликов понял, что зацепил больную точку в его душе: