Кондрат Булавин. Дмитрий Петров-Бирюк
этакое.
В это время на улице послышался многоголосый говор и топот лошадей. Лукьян прильнул к оконцу, но сквозь мутную слюду ничего не было видно, мелькали лишь неясные тени. Хохлач подбежал к двери, распахнул ее. По улице ехали незнакомые казаки, судя по добротной одежде и оружию, из низовых станиц. Казаки верховых городков богато не одевались.
Ехавший сзади молодой казак, заметив лохматую белесую голову Хохлача, выглядывавшую из-за двери, остановился.
– Тпру, стой!.. Братуня, – позвал он Хохлача, – подь-ка сюда.
Лукьян нехотя подошел.
– Здорово ночевал, станичник! – приветливо поздоровался казак.
– Слава богу, – угрюмо буркнул Хохлач, исподлобья разглядывая нарядного всадника, одетого в синий суконный кафтан, расшитый серебром, и увешанного дорогим оружием.
– Что не весел, станичник? – спросил всадник.
– Голова раскалывается…
– Ай бесилы перехватил? – засмеялся казак.
Хохлач промолчал.
– На похмелье надоть выпить, – посоветовал казак, – сразу полегчает.
– Не на что, – уныло сказал Лукьян.
– Пропился? – расхохотался казак. – Люблю таких, ей-богу, люблю. Я сам такой… Уж ежели пить, так пить. Все пропью до ниточки, а потом все и добуду… Да ты, может, про меня слыхал? Гришкой Банником меня кличут.
– Не слыхал.
– Да как же так? – изумился Григорий. – Меня ж всякая собака на Поле знает… Ты, зальян[34], оружьишко-то не пропил?
– Да ты что, азиат тебя забери! – выругался Хохлач. – Можно ли казаку оружье пропивать?
– Молодец! – похвалил его Григорий. – Люблю таких. Вот тебе господь, люблю!.. Ежели есть у тебя аргамак, то седлай, поедем с нами… У нас, брат, вина да меду хоть залейся… На гульбу[35] мы приехали, у вас тут зверья много водится… А сами-то мы из низовых станиц… Поедем, брат, в обиде не будешь…
Хохлач при упоминании об охоте сразу же оживился, глаза его повеселели.
– Что ж, поедем, – согласился он.
Оседлав коня высоким персидским седлом, забрав в курене сайдак со стрелами и пистоль, он вскочил на лошадь.
– Тебя как, брат, зовут? – спросил Григорий.
Хохлач сказал.
– Ну, Лунька, погоди… Сейчас дам тебе лекарство, сразу болезнь твоя пройдет. – Григорий нагнулся к вьюкам запасной лошади, которую он вел с собою, и достал большую глиняную флягу: – Пей!
Хохлач, запрокинув голову, припал к ней губами. Григорий, улыбаясь, смотрел на него.
– Ну, как теперь? – спросил он у Луньки, когда тот вернул ф-ягу.
– Маленько в башке просветлело. Спасет тебя Христос, Гришка. Выручил.
– Теперь поедем, – хлестнул Гришка плетью лошадь.
Вскоре они нагнали казачий отряд, уже довольно далеко отъехавший от городка.
– Кондратий! Кондратий Афанасьевич! – закричал Григорий. – Погоди!..
Головной всадник, смуглолицый, статный казак, обернулся.
– Чего тебе?
– Провожатого