Вслед за тенью. Книга вторая. Ольга Смирнова
и помещает в другое – совсем недавнее. Теперь перед моим внутренним взором проявляется «кадр», на котором я сражаюсь с колкими крупинками снега и карабкаюсь на высокий холм. Холм этот, как и в недавней реальности, кажется мне целой горой. Я карабкаюсь вверх, отважно сражаясь с назойливыми снежинками. Они больно жалят лицо, а ураганный ветер хлёстко сбивает их с замерзающей кожи моих щёк, а меня саму – с той самой горы. Но вдруг ветер резко перестает гудеть в ушах. Я больше не ощущаю его хлёстких ударов, не слышу и голоса Новикова, совсем недавно нечётким ропотом сопровождавшего те порывы. Прежний кадр на мгновение зависает, а затем стирается, будто ластиком. На его месте проявляется другой. Теперь я вижу себя в комнате с Орловым. Хочу расспросить его о папе, а он предлагает сыграть в викторину. С удивлением замечаю, что в беседе с ним веду себя непривычно дерзко – совсем не так, как раньше, когда Алиса любила называть меня «пугливой мышкой—малышкой».
«Надоело! – в сердцах возмущаюсь я про себя. И приказываю: – Все прочь! Не хочу ничего вспоминать!»
Как ни странно, образы пред моими опущенными веками «повинуются» и, как по команде рассеиваются один за другим. Я начинаю физически ощущать, как в каждом уголочке моего натруженного мозга постепенно гаснет свет, неотвратимо окуная его в тёмную беззвучную пустоту.
Погружаюсь в долгожданную тишину и покой, будто под плотное жаккардовое одеяло, прятаться под которым так любила в детстве. Но в наступившей тиши уши всё же раздражает некий, едва различимый, но очень знакомый звук.
«Что это? – снова «бунтует» мой, успокоившийся было разум. И тут же подкидывает идейку: – Кто-то набирает текст на «клаве». Может Маша? Она – кто ж ещё?»
Мне тут же представляется, что нахожусь в нашей с ней комнате в общежитии. Сейчас открою глаза и увижу дерево, растущее прямо перед окном. Уже полгода – это единственное, что я вижу каждое утро, просыпаясь.
– Маша… – тихо прошептала я, наконец, выплыв из зыбкой полудремы. – Хватит клацать. Отдохни… Извини, голова тяжёлая. Раздражает всё…
Ответом моему недовольному бурчанию стало полное беззвучье: ни клацанья, ни звука от подруги. Это было так не похоже на мою егозу с вечно вертящимся в пятой точке перфекто мобиле! Та бы уж точно не смолчала и обязательно выдала бы что-нибудь такое—разэтакое.
– Что со мной было, Маш? Не молчи…
– Её здесь нет, – негромко ответили мне.
Глава 2 Сиделка «поневоле»
Голос, как ни странно, оказался мужским, отдалённо знакомым.
«Кто это?» – недоумённо задумалась я.
В ответ на мой молчаливый вопрос память бойко воскресила образ мамы. Нечёткой голографической картинкой он замаячил на фоне раскидистых кустов роз.
Ещё мгновение – и я плавно погружаюсь в тот летний день.
Мне около семи, и я обожаю играть в саду. Вокруг меня весело порхают бабочки. Издали слышится звонкое жужжание шмеля. Но всё это сейчас мне не интересно. Всё мое внимание занимает высокий незнакомец.