Банный дух. Владимир Аполлонович Владыкин
другим Трухин был и в семье (блатной шарм к нему навсегда не пристал), а в обращении с женой Милой он проявлял себя нежным и любящим мужем, свет от которой отражался на искренно им обожаемых сыновьях-двойняшках, которые были очень похожи на него, Трухина.
На досуге он любил читать книги с острым, захватывающим сюжетом, в основном о разведчиках, пристрастившись к запойному чтиву, будучи ещё на зоне. Но вот что касалось его напарников, то Крайнев и Блатов, последний раз держали книги в руках, ещё учась в школе, да и то учебники. Однако, видя Трухина читающим на работе, они стали тоже почитывать, оставляемую товарищем по их просьбе книгу.
Итак, узнав от Блатова, что Шустрин с зятем Валерьяном на даче, а дочь Элка дежурит в котельной одна, Трухин стал искать убедительный предлог, чтобы улизнуть из бани к Элке, которую уже давно не видел. Впрочем, с того момента, когда та ошарашила его своим признанием, что забеременела от него, Трухина. И он тут же посоветовал ей сделать безотлагательный аборт, после чего Элка завелась перед ним слезливым причётом, что она его, Трухина, безумно любит и уже поздно делать операцию по удалению греховного плода.
В тот день между ними произошла ссора, которая приблизила разрыв, длившийся более двух месяцев их тайной связи, о которой, впрочем, уже что-то пронюхал Шустрин.
Трухину было жалко навсегда расставаться с Элкой. Хотя она порой была вспыльчива и чересчур нервная бабёнка, однако, влекла его к себе почти неодолимо.
Сейчас Трухину не хотелось давать Блатову повод разгадать его думку. Поэтому он ждал, чтобы кто-нибудь пришёл из посторонних в слесарку, а он тогда мог исчезнуть незамеченным.
Крайнева позвала Земелина, разумеется, ради своего женского каприза, а ему, Трухину, по той же причине захотелось смотаться в котельную и приласкать Элку. На миг он представил, как она там расхаживала в одном полупрозрачном халатике. И от одного эротического наваждения в томительном ожидании у него взволнованно забилось сердце. Трухин достаточно ясно представлял волнующее Элкино гибкое тело; его глаза возбуждённо заблестели, выражая нетерпение. Он быстро наполнил стакан вином, живо подал его Блатову:
– Давай тяни, друг! Я ещё смотаюсь, у меня в заначке пятерик нарисовался…
– Ты чего, паря, Лёня обидится, – вытаращил тот осоловевшие глаза, с застывшим в них будто навечно непрекращающимся хмелем.
– Небольшая беда, зато он там жену жамкает, а двух зайцев за раз убивать, никому не дано!
И тогда Блатов поддался уговору, приятели выцедили по стакану, Трухин умчался, как угорелый. А Блатов развалился на топчане в своих туманных грёзах и думал с тоской о своей матери, с которой они долгое время жили вдвоём. Он вспомнил, как она хотела, чтобы сын, наконец, завязал с беспутным пьянством и завёл семью, внука повидала хотя бы напоследок перед своим уходом, ведь оттуда сюда больше никогда