Прирученное бедствие I. Купава Огинская
пекарню, Йен, проводивший их внимательным взглядом, обернулся с требовательным видом.
– Дай и мне.
Я поманила его пальцем и когда он доверчиво приблизился, склонившись над прилавком, от всей души щелкнула по лбу. Ушибла палец.
– Шани! Раньше ты никогда меня не била.
– Раньше ты не вел себя как избалованный ребенок. – огрызнулась я.
Йен поник.
– Прости. Я был очень рад вновь тебя увидеть и немного забылся. Но от своих слов не отказываюсь. Выбери меня.
Не найдясь с ответом, я всплеснула руками, не зная, как выразить свое негодование.
– Что у тебя в голове творится?
– Знавал я одного альса, который задавался таким же вопросом. – со странной улыбкой признался Йен. Произнес он это так, что меня против воли заинтересовала судьба того альса.
– И что он сделал? – Я отвернулась, собирая оставшуюся выпечку на один поднос и не видела с каким выражение лица, Йен произнес:
– Попытался вскрыть мой череп.
Слова прозвучали легко и беспечно.
Когда я обернулась, Йен уже откинул крышку прилавка и пробирался ко мне.
– Давай я помогу.
– Ты… Ты же в порядке? – ни на мгновение я не усомнилась в его честности. О ментальных магах, любивших не только воздействовать на людей магией, но и изучать их мозги в лабораториях, ходили страшные легенды. Поговаривали, что менталистам как-то удавалось держать подопытных в сознании, во время проведения операций. Многие сходили с ума, но никто точно не знал случалось ли это из-за воздействия на мозг, или из-за невыразимого ужаса, что ощущали люди во время операции, полностью осознающие происходящее, но бессильные хоть что-то сделать.
Еще говорили, что у тех немногих, кто выжил после опытов, менялся характер, а порой и вся личность.
И если у Йена в мозгах кто-то копался, это многое бы объяснило…
– Что со мной станется? – отмахнулся он. – Я убил его раньше, чем он успел залезть мне в голову. Мое первое убийство.
Я опасливо покосилась на дверь пекарни.
– Ты не можешь быть хоть немного осмотрительнее? Что если тебя кто-то услышит?
Йен замер, недоверчива глядя на меня.
– Ты действительно беспокоишься не о том, что я кого-то убил, а о том, что меня кто-то мог услышать? Или ты считаешь, что я шучу?
– Я тебе верю и не думаю, что ты врешь. Просто переживаю за тебя.
– И ты не считаешь меня чудовищем из-за того, что я убивал? – осторожно спросил он.
– Не могу сказать, что меня это не тревожит, но у меня уже давно нет сил беспокоиться о ком-то кроме тех, кто мне важен.
Я хорошо помнила, как Йен попал к альсам. В том, что он вырос таким, была и моя вина. Я не могла отвернуться от него, только потому что мне претили его взгляды на жизнь, или пугала та легкость, с которой он говорил об убийствах. Ведь вполне возможно, что Йен стал таким из-за решений, что когда-то принимала я.
– То есть, я для тебя важен? – просиял он. В нем не осталось ничего от того мальчика, доверие которого давным-давно я пыталась