Истеричка. Соня Дивицкая
всю ивановскую предъявляет нам свой орган…
– Не говори орган! – она завизжала. – Никогда больше не говори орган! Я тебя ненавижу! Меня трясет, когда ты говоришь орган!
– А сейчас все говорят орган, дорогая моя! – Бражник пошевелил пальцами, как будто выпускал коготки. – Раньше говорили по-другому. Раньше у нас было хорошее русское слово, а теперь – всё! Всем отрезали! Теперь у нас нет ничего интересного, только органы!
– Так, Бражник, успокойся, – Чернушкина схватилась за стол, – я не хочу с тобой разговаривать. Мы все равно никогда не поймем друг друга.
– Отчего же, дорогая моя? Я тебя отлично понял, – он улыбнулся ласково и заявил: – У тебя проблемы с оргазмами! Вы там все в своей Думе не кончаете. Вы лезете командовать, потому что власть заменяет вам секс. У вас, наверно, к этому врожденная предрасположенность, поэтому вы туда так и прете, и прете… Вы кончаете от власти! А в постели вы все – бревно!
– Я не бревно! – Чернушкина расстегнула пиджак. – У меня двое детей! В отличие от тебя, Бражник, я замужем пятнадцать лет!
– Да ты ведь так и не открыла!.. – он ей запел с надрывом. – Ты понимаешь, ты так громко говоришь «я –мать!», «я –жена!», потому что ты так и не открыла в себе женщину. Ты полюбуйся, полюбуйся на себя, ну разве ты женщина? Ты не женщина, Чернушкина, ты – начальство!
– А ты открыл в себе мужчину? – она задергалась, пытаясь вылезти из рукавов. – Ты открыл? Извращенец! Ты извращенец, и поэтому ты до сих пор и не женился!
– А может, мы выйдем? – Аллочка пыталась влезть между двух огней. – Мы пойдем, а вы тут оставайтесь лаяться.
Бражник усмехнулся в лучших, в лучших традициях драмтеатра и снова руку на висок, и грустные глаза – все по науке Бражник сделал.
– Какие вы грубые люди, – он вздохнул, – в этой своей… Дум-ме-э-э. А самое страшное, что и других вы судите по себе…
– Бражник, отстань!
– Чернушкина, дорогая, ты только честно мне скажи, вот честно мне скажи, и я отстану. Ты можешь предположить, может быть, тебе приходило в голову, что все люди разные? Или хотя бы не такие, как ты?
Чернушкина поправила свою рубашку, хорошая рубашечка на ней была, кстати, в полосочку, вполне приятная рубашечка.
– Бражник, – она сказала, – я с тобой согласна. Я с тобой на все сто согласна. Ты не такой, как мы. А мы – нормальные люди. И для нас, для нормальных русских людей, самое важное – дети.
– Дети? – он засюсюкал.
– Да, дети! – она оскалилась. – А все остальное – говно! И мужики, и деньги, и ваше поганое творчество, и твои идиотские оргазмы! Ради ребенка плюнешь на все…
– Блестящая речь! – Бражник похлопал, и за стеной, в соседнем кабинете, его активно поддержали. – Я все понял, дети – главное. И поэтому ты, дорогая моя, бросила своих детей свекрови и поскакала аж сломя голову в свою любимую Дум-му-у. В начальство!
– Ради детей! – закричала Чернушкина.
– Конечно! Кто сомневается? Я уже вижу предвыборный слоган! – Бражник вскочил и объявил во все горло. – «Любовь Чернушкина! Ха! Ха!