Отдельные аномалии. Юрий Райн
Угловатая желтая тень быстро наплывала на Андрея.
Он еще успел подумать, что надо бы не забыть, при случае, подкинуть Большому Начальнику идею насчет прямой ротации.
И, окунаясь в невообразимый ужас, прокричал:
– Грешник инвентарный номер W7X-430-DDE72904856-XL-912 из краткосрочного отпуска прибыл!
Секретные переговоры
– Ну, ты и местечко выбрал! – недовольно сказал брюнет.
– Зато здесь после бизнес-ланча никого не бывает никогда, – возразил рыжий. – Тихо, спокойно. И, кстати, пиво не разбавляют.
Брюнет брезгливо провел пальцем по трещине на краю дешевого столика зеленой пластмассы, затем вытащил носовой платок и вытер палец.
– А то, можно подумать, нас, – слово «нас» он выделил голосом, – кто-нибудь услышит, если мы сами не захотим! Или даже по минимуму напрягаться неохота? Так бывают отдельные кабинки в ресторанах, слыхал, может?
– Угу, – ухмыльнулся рыжий, – без понтов никак. Оно тебе нужно – внимание лишний раз привлекать? Проще будь, коллега!
– Да пошел ты! – огрызнулся брюнет.
Рыжий осклабился еще шире и помахал рукой официантке, выглянувшей на летнюю веранду заштатного кафе.
– Мне «Туборга» ноль пять, – сказал он, когда девушка подошла к столику.
– Коньяку пятьдесят, – буркнул брюнет. – Какой есть? «Бастион»? Дьявол… Ладно, несите… И орешков каких-нибудь. Все равно, каких…
Эти двое выглядели абсолютно разными, если не считать трудноопределимого возраста – от тридцати до пятидесяти – и среднего телосложения у обоих. Только очень цепкий взгляд, не исключено, зацепился бы за общее свойство – редкое сочетание цвета волос и глаз у каждого. Глаза брюнета сияли небесной лазурью, рыжий был угольно черноглаз. Но эту черноту скрывали солнцезащитные очки, так что странного сходства противоположностей не мог увидеть никто.
А в остальном… Брюнет занимал свой замызганной пластмассовый стул с достоинством какого-нибудь маркиза, если не герцога, – рыжий развалился расслабленно, только что ноги на стол не задрал; на брюнете, как влитой, сидел явно дорогой летний костюм – пестрая рубашка рыжего выбилась из-под ремня потертых джинсов; брюнет был идеально подстрижен и волосок к волоску причесан, гладчайше выбрит – патлы рыжего беспорядочно торчали из-под банданы, а лицо поросло пяти-шестидневной щетиной; брюнет цедил слова – рыжий похохатывал; брюнет, морщась, потягивал маленькими глоточками «Бастион» – рыжий шумно всасывал в себя пиво. Словом, брюнет воплощал собой респектабельность – рыжий был почти вульгарен.
Правда, лексикон собеседники использовали один и тот же, и если речь рыжего звучала органично, то в устах аристократичного брюнета кое-что могло бы показаться не слишком естественным. Но это и все, что, возможно, насторожило бы наблюдателя, и то – лишь исключительно опытного, одаренного и, к тому же, заинтересованного. Да еще нечто неуловимое, недоказуемое и трудно описываемое – какая-то, что ли, нотка превосходства по отношению