Демоны города масок. Юлия Арвер
вернулся один. Где же его прислужницы?
– Видать, сгорели там, откуда он выбрался.
Я сторонилась обитателей пещеры, но настороженно слушала их бормотание.
– Амаль Кахир, мы можем поговорить? – Голос Данира, возникшего рядом со мной внезапно словно тень, заставил меня встрепенуться.
Вчера в суматохе церемонии я и не заметила, что привычная коричневая форма Данира исчезла, а ее место заняли видавшие виды черные шаровары и серая рубаха из грубой ткани, подпоясанная длинным кушаком[1]. Отныне в этом простаке ничего не выдавало его прошлого, кроме неудержимого стремления все так же оберегать меня.
Я кивнула солдату в сторону своей каморки, как раз по соседству с комнатой Эрдэнэ. Данир услужливо пропустил меня вперед, после чего плотно закрыл за нами хлипкую дверь. А потом настороженно замер за моей спиной, не решаясь начать.
– Амаль Кахир, я, как ваш солдат, не вправе упрекать вас и сомневаться в ваших решениях, но…
– Но все происходящее тебе не нравится, – закончила я, и Данир несмело кивнул.
– Мансур стремится возродить Нарам, но сможете ли вы сделать это, не пролив кровь тысяч жителей провинции? Разве эта война стоит того? Император подавит любое восстание. На его стороне навиры, армия, Первая стража. Вам… нам не выстоять против него.
Глаза Данира пылали искренним гневом, но в голосе не слышалось ни намека на упрек. Он втолковывал мне прописные истины почтительно, но страстно.
– Ты прав, Данир. Я и сама не уверена, что поступаю правильно, принимая сторону Мансура. У него есть план победы над империей, показавшийся мне убедительным. Он уверен, что люди пойдут за мной. Это будет их выбор.
– Зачем вам это нужно? – не выдержал солдат.
– Зачем? Затем, что при жизни отца я правила Вароссой, а теперь одного за другим теряю своих воинов. Мой, как оказалось, неродной брат охотится за мной и за вами. Он победил, а я прячусь, словно подвальная крыса. Как прячутся и люди, которые сейчас бубнят за дверью. Навиры истребляют волхатов и по сей день. Император боится восстания и не подконтрольных ему колдунов. Мансур, по его словам, мечтает, чтобы предки смогли спать спокойно, зная, что Нарам возродился. Но я не настолько самоотверженна, чтобы увязать в этой грязи без собственной выгоды. Я не имею законного права на звание воеводы, но это не помешает мне уничтожить Айдана и сесть во главе Нарама. Он так боялся за свое место, что теперь я отберу его с превеликим удовольствием.
– А как же народ?
– Народу ничего не останется, кроме как поддержать нас. Все-таки в большинстве еще играет горячая нарамская кровь, так и не принявшая империю. Солдаты Нарама всегда славились смелостью и жестокостью. Пусть покажут, что предки, воевавшие целую жизнь, могут гордиться потомками.
– В вас говорят горе и обида. Беркут осудил бы это. Он бы сумел убедить вас не ввязываться в интриги Мансура и не вынуждать людей проливать кровь.
– Беркута здесь нет! Именно ради мести за него и остальных сгоревших солдат я ввяжусь
Кушак – широкий и длинный пояс из куска ткани или кожи.