Пробы пера. Марк Шувалов
и, как ни в чем не бывало, тут же задремала. Спит она, видите ли, а ты хоть волком вой, – ворочался Сёма и злился. Пришлось вылезать из палатки.
Тело его пронизала вечерняя прохлада, он поежился, запахнул посильнее ветровку и в молочных сумерках белой ночи побрел к реке. Сзади к нему подошел Тимоха.
– Сёма, ты чего это сегодня купался? – спросил он. Семен смутился, но постарался виду не подать:
– Да так, резвились мы.
– А я слышал, Котенок тебя оба раза перевернула. Неужели ты, слон такой, не смог на киле удержаться? Что же будет на ралли? А если норги начнут на трассе хамить и применять силовые приемы? Может, всем стоит отработать такие нападения? Давай-ка, завтра и опробуем устойчивость к опрокидыванию. А что – хорошая идея! Девок, конечно, купать не будем, вода слишком холодная, а парням следует потренироваться.
Ребятам в лагере тоже не спалось. Решили разжечь костерок на металлическом листе от мангала.
– Только угли потом присыпьте землей, чтобы эти гринписы ничего не разнюхали, не принято у них костры жечь, природу-мать они оберегают, не то что мы, – сказал Тим.
Семену было грустно, и сердце вроде бы перестало колотиться как сумасшедшее, зато так сдавило, что дыхание перехватывало. И чего это оно разболелось, как завтра буду тренироваться? – думал он.
Посидев немного у костра, Сёма решил вернуться в палатку, хотя перспектива увидеть равнодушно дрыхнущую Катьку совершенно его не грела. Однако стоило ему прикоснуться к ней спящей, как он тут же одним движением стянул с нее трико вместе с бельем. Она упиралась ему в грудь руками, брыкалась и мычала, но он своими поцелуями не давал ей пищать и кусаться. Семен слышал, как стучит ее сердце и прекрасно видел, что Кошка возбуждена не меньше его, но, главное, он ощущал, что сопротивление ее не такое уж и отчаянное, она словно растратила свои силы, или… может, сама решила их умерить?…
– Ну что, получил свое? – услышал Сёма, опомнившись после всего и отвалившись от нее на сторону.
– Имей в виду, ты применил ко мне силу. Ненавижу тебя и никогда не прощу, – заявила Кошка и накрылась спальником почти с головой. Он пытался ее обнять, но его утешения она не принимала и только больше заливалась слезами.
– Тебе ведь было хорошо, – говорил он, на что она отвечала:
– Не твое дело, как мне было – хорошо или нет, о себе лучше думай!
Вот и пойми их, – вроде бы злился Сёма, а на деле чувствовал, что ему нестерпимо жаль Кошку и так хочется вновь ее обнять.
*** 3
Он забылся только под утро: все прислушивался – успокоилась ли она. Но, нет-нет, а из-под спальника да раздавался очередной всхлип. И как можно так долго плакать? – удивлялся Сёма, впрочем, после того, как Кошка пообещала расцарапать ему все лицо, больше не рисковал к ней приближаться.
Проснулся он с каким-то странным чувством и сразу понял, что Катерина пригрелась у него под мышкой. Сёма боялся шевельнуться, чтобы не разбудить ее, только косился изо всех сил в попытке