Мы Люди. Алина Распопова
здоровы. Сегодня комиссия подтвердит положительный результат.
– Сергей, вы ведь знаете, что меня беспокоит. Мы уже много раз говорили с вами об этом.
Любимов подошел к профессору и взглянул на цифровой экран. На нем отображались таблицы психопараметров его подопечных.
– Станислав Евгеньевич, – раздосадовано начал Любимов, – я знаю, что вы снова толкуете мне о пониженном психоэмоциональном состоянии полученных нами биоников, но я продолжаю утверждать, что все показатели психики наших детей находятся в пределах нормы…
– Эти нормы придумали мы, мой друг, мы… В ходе выполнения данного проекта мы вынуждены были ввести оценочные параметры и задать их номинальные значения, – оборвал его Вертинский. – Но посмотрите, Сергей, все наши тесты показывают, что психоэмоциональный фон всех наших детей практически равен нулю. Да это и так видно…
Профессор махнул рукой.
– Ну и что, – возмутился Любимов, он был воодушевлен. – И что? Это всего лишь означает, что эти дети обладают крепкой, устойчивой психикой. Вот и всё. Они слабо реагируют на факторы среды, на внешние раздражители или, проще говоря, их ничто не в силах обеспокоить. Но что плохого в том, что в любых ситуациях эти дети будут сохранять твёрдым разум, спокойным ум? Может быть, мы вывели новый, лучший вид человека…
– Возможно… – Вертинский снова взглянул на экран. – Однако, по моему мнению, это отклонение. Нам было задание спроектировать настоящего человека, это значит человека с эмоциями, чувствами. Что-то мы не доработали с вами, Сергей, чего-то не учли, что-то идет не так… Очень слабые эмоциональные реакции на возбудитель…
– Но они всего лишь дети! – возмутился Любимов, он протестовал. – Станислав Евгеньевич, ведь по ним ещё сложно о чём-то судить. Пока мы можем контролировать с большой вероятностью только их физические параметры…
– Вот именно, – оживился профессор. – Именно! Мы слишком торопимся, мы спешим! Мы не можем сейчас составить верное мнение о том, кого вырастили. Мы не знаем этого. Кем станут эти дети через десять, двадцать лет?
– Но у нас нет времени! Кто даст нам хотя бы один год? Станислав Евгеньевич, вы не хуже меня знаете прогноз. Если ничего не изменится, через десять лет нас на планете останется всего несколько тысяч.
– Я знаю, – профессор был расстроен. – Меня вынуждают взять ответственность за столь ранние сроки. А так хотелось бы грамотно завершить проект. Понаблюдать за биониками хотя бы лет двадцать.
– Лет двадцать! Это невозможно! Станислав Евгеньевич, этот срок в наших обстоятельствах представляется просто немыслимым. Мы должны действовать уже сегодня, сейчас.
– Мне кажется, у нас ещё будут с этими детьми проблемы…
– Профессор, сделайте скидку на то, что первые из них конструировались по совсем ещё неотработанной