Шевроны спецназа. Сергей Зверев
и удовлетворенно кивнул головой:
– Здесь побудем.
Он присел на нагретый камень, положил автомат на колени и потянулся за фляжкой. С наслаждением сделал крупный глоток, затем, поймав осуждающий взгляд напарника, скривился, набрал полный рот воды, сразу же став похожим на огромного хомяка, спешащего в нору со своей добычей за щеками, запрокинул голову и принялся полоскать горло. Его товарищ осторожно, оберегая раненую руку, опустился рядом. Это был сухощавый боец с настороженным взглядом и плотно сжатыми губами.
– Вода теплая, зараза!
– До ближайшего холодильника километров сто отсюда, – отозвался Резкий, держа фляжку здоровой рукой. – А все-таки красиво, да?
И он, и Тюлень, поглощая воду, не спускали внимательного взгляда с пологих хребтов, уходящих к востоку. К северу от них, над чертой, проведенной перистыми облаками, возносилась к небу громада Главного Кавказского хребта. Среди густой зелени холмов были видны розоватыми и белыми пятнами отцветающие боярышник, яблоня и алыча. Казалось, что мягкая дымка, лежащая над дальними предгорьями, вызвана отраженным светом этих листьев.
– Смотри, рюрик! – Резкий, запрокинув голову для очередного полоскания, нашел взглядом птицу.
– Кто, что? – чуть не подавился Тюлень. – Какой еще Рюрик? Царь, что ли? Ты о чем сейчас, Резкий?
– Сокол на древнеславянском – это рюрик.
– А! – сразу же успокоился его напарник и поболтал зажатой в руке фляжкой. – Так бы сразу и сказал… а то напугал меня. Я подумал, что у тебя уже «глюки» от промедола начались. – Тюлень знал, что Резкий увлекается историей, поэтому слова товарища его совсем не удивили. – Ну и что, – добавил он, со вздохом убирая фляжку, – кого здесь только нет. А может, и орел.
– Это сокол, – повторил Резкий, мотнув головой и провожая взглядом черную точку в небе над хребтом. – Орлы селятся дальше, там, в горах.
– Хорошо, хоть не ворона, – проворчал Тюлень. – Дурная это примета, когда ворон начинает кружить над спецназом. – Его лицо внезапно омрачилось, и он невольно бросил взгляд на раненую руку товарища: – Как, кстати, твоя рука?
Резкий осторожно подвигал плечом и поморщился:
– Плохо, Тюлень. Кровь уже не идет, но рука немеет. Я ее совсем не чувствую.
– Может, туго забинтовали? А давай-ка, я промедольчик еще уколю? – вдруг засуетился Тюлень и дернул клапан кармашка на разгрузке. – Сразу же и полегчает!
Несмотря на усталость, Резкий сразу же уловил в его голосе растерянность и страх.
– Не надо, – остановил он друга. – От промедола голова кружится и силы уходят. А мне еще полдня продержаться надо.
Тюлень внимательно посмотрел на него. Резкий знал, что означает этот взгляд. Тюлень навскидку пытался определить, насколько хватит у него сил. Хорошо, если дойдет, не свалится. Ну, а если нет, то Резкого донесут. Темп, правда, снизится, но ненамного. Одного уже тащат на носилках. Еще