Рассказы. И все-таки интересная это штука – жизнь…. Владимир Титов
ей позвоню, а там уж она встречает. У ей, я как приезжаю, всего полно. Закуски там всякой, телевизер; у мне тоже телевизер, но я редко смотрю, больше почитать люблю, только чтоб книжка хорошая была. Пироги с грибами… но это когда грибы пойдут. Другой раз я сам ей привожу. Или этих, круглых, навертит – пельмений разных… У Краснооктябрьской, вот, там не то, там особо не разъешься, – это в Москве которая, но там я нечасто бываю. И ласковая тоже, ага… И конфеты горой всегда пряма, в тарелке насыпаны. Там и из шоколада, и с повидлой, и с этими… с медведя́ми на картинке – всяких полно.
Она на фабрике, на этой, «Красный Октябрь». В голубых своих носит, в трусах. С собой мне всегда накладет, полны карманы. Я у ей в ванне всегда лежу, а она – ласковая, да… и ногти мне на ногах обстригает…
А эта всегда селедочки на закуску нарежет, с лучком, ага… И везде хрусталь у ей – не, ну точно – по всей квартире!
Хрусталь он явно путает с фарфором, но хрусталь даже лучше.
– Она, это, на поездах работает, в Китай все ездит, вот и везет оттуда, вся хрусталем обставилась, полон дом.
Я за нее опасаюсь… Она же приедет, побудет чуть и опять едет. А там уж на дело идут! Звонят – нет ей, и пошла разведка… Опасаюсь.
Дальше объясняет подробно, как добирается к ней с вокзала, и тут же без остановки начинает рассказ о том, как недавно ездил в Москву навестить родственников.
За желтыми
– …Мне бы в Серпухове сойти-то, там этих, магазинов-то, полно. Ага. Да уж, смотрю, мимо пролетел. Бутылку-то я взял, а вот желтых-то нету. Без желтых никак нельзя. Ейный муж, он этот, ну, которые вот по заграницам работают.
– Дипломат?
– Во, во, точно. Они там в высотном доме живут, на набережной. От Курского пешком недалеко будет. Там, едрит твои маталки, так просто не зайдешь. Докладать надо.
Теперь что делать? Выскакиваю на первой остановке, а из окна уж вижу, магазин прямо у станции. Захожу – нет желтых! – етит твою за ногу.
К концу рассказа только соображаю, что желтыми называет он апельсины (без которых никак нельзя).
– Перейди на ту сторону, говорят, там другой магазин. Кинулся туда, там магазин вообще закрыт. Я опять на станцию. И как раз вижу – поезд. Я бегом по лестницам этим… А он, собака, усы мне утер, перед самым носом тронулся. Смотрю, автобус стоит, пыхтит, щас тронется. Я в автобус – встретится магазин-то. А он за поселок, а там лесом да лесом. Спрашиваю – оказывается, он на какую-то турбазу, оттуда и не выберешься. Обратно, думаю, надо. Выпрыгиваю, пока совсем не завез. Дорога, смотрю, таким крюком загибает, а дело-то к вечеру. А вокруг черная уж заходит. Как грохнет да ливанет… Елки моталки, я тада, как лось, не разбирая дороги: по кустам, по кочкам, через овраги, да в болото и ахнул. Прямо как в Сибири тада. Там я тада в побеге был. Мне три месяца оставалось, а я чего-то решил… – за компанию больше. У него-то впереди еще ого-го сколько: вдвоем и дернули. Он сразу почти утонул, в болоте. У нас-то что, разве это болото? – грязь одна. А там настоящие. Он и испугаться не успел, ушел за минуту.
Я один. Ладно, иду. А шамовка-то почти вся с ним ушла. У меня аж