Молния Господня. Ольга Михайлова
– все отцы-инквизиторы тоже в один голос уверяют, что более одарённого ученика у них ещё не было, ум Империали быстр и изощрён, вера истинна и незыблема, он обладает сильной волей, и ему, Дориа, кажется, что он справится и в Тренто…
После прекрасного ужина и обильного возлияния, делавшего честь монастырской кухне, гостя проводили в опочивальню, где кардинала уже ждал крохотный и неприметный человечек, Джакомо Кардуччи, платный осведомитель его высокопреосвященства. Лицо этого человека не поддавалось описанию, ибо при изменении угла зрения разительно менялось. Сеттильяно развалился на шёлковом покрывале и ограничился ленивым междометием: «Ну?»
Доносчик тут же заговорил:
– Наш хозяин едва не оплошал. Он хотел убедить вас, что в его псарне взращивают достойных псов Божьих, и основательно натаскал их. Иные и впрямь неплохие богословы. Но ему, понятно, и в голову не приходило, что вы заглянете в глубину их… душ. – Кардуччи тонко усмехнулся. – В итоге спешно пришлось, ab haedis, так сказать, segregare oves, отделять овец от козлищ, – и улов достопочтенного прелата уменьшился на две трети.
Сообщение Кардуччи большого впечатления на легата не произвело. Епископа он знал как прожжённого и умного клирика, но отнюдь не законченного мерзавца, коих в последнее время встречалось семь из десяти. Такими людьми надо дорожить: лучшего всё равно не будет. Дориа был назначен еще генеральным магистром Томмазо де Вио, пережил генерала Гарсиа де Лоайсу и Франческо Сильвестри, и нынешнего, Бутиджеллу, переживёт. Гниль в его приорате – это его, Лоренцо, проблемы, и епископ способен решить их сам, иначе не был бы здесь главой добрых четырнадцать лет подряд.
– Что рассказал Скорца? – спросил кардинал.
– Немного. Брат Гильельмо, в миру Аньелло дельи Аллоро, тридцати восьми лет. Тих, скромен, почти незаметен. Девственник. Поговаривают, плохо проповедует, но как канонист хорош. Не любит толпу. Весьма умеренно пьет. Боится женщин. Сын Винченцо Аллоро из Ливорно, погибшего при пожаре в год правления Его Святейшества Пия III. Крови хорошей. Его ценят как прекрасного миниатюриста. Ни в чём порочном не замечен. Боюсь, не способен возглавить Трибунал, но пригодиться может. Дружен с Империали, которого здесь чаще называют Странником, Viandante.
Легат внимательно слушал наушника, никак не комментируя сказанное. Тот методично продолжал:
– Брат Умберто, в миру Джамбаттиста ди Фьораванти, хорошего флорентинского рода, сорок два года, честолюбив, горазд привлечь к себе внимание, любит порисоваться. Но проповедник от Бога. В блудных связях… не уличён. Умён и осторожен. Поговаривают, епископ включил его в список последним. Ему не очень-то доверяют.
Брат Томазо, в миру Теренцио Спенто, из простецов, сорок один год. Монастырский эконом. Враждует с несколькими братьями, очень замкнут. Нет друзей, нет и метрессы. Это проверено. Странные слухи – хотя ни одной жалобы не поступало, – говорят о его пристрастии к юным послушникам. Когда год назад от чахотки умер двенадцатилетний