Проценты счастья и граммы радости. Тоня Третьякова
в глюкозу.
Без инсулина его работу выполнять некому, вот и получается, что:
– глюкоза не поступает в клетки, и они начинают испытывать энергетическое голодание;
– гликоген в печени не образуется;
– организм старается извлечь глюкозу хотя бы из белков, потому что думает, что ее нет;
– количество глюкозы в крови растет.
Глава 4
В реанимацию меня должны были пустить в половине седьмого. Я закупила всё, что сказали: ампулы, маленькие иголки и еще большую упаковку успокоительного.
– У вас водичка есть?
– 60 рублей без газа.
– Да мне только таблетки запить.
Со вчерашнего дня я так и не смогла прекратить плакать. Дурацкие слезы лились, как из протекающего крана.
Женя плевался – не хотел пить соленое молоко. Муж натянул на голову подушку.
Справедливости ради надо отметить, что дома я и не пыталась прекратить. Я думала только о том, что моя маленькая дочка в страшной реанимации, и ее там колют огромными иголками. А мы тут пытаемся наслаждаться сном!
Не разбудила мужа пинками только потому, что боялась потревожить Женьку, сопящего в шею. Только повернула голову, чтобы слезы стекали в другую сторону. Женьке на руках было хорошо. Это вам не в кроватке морозиться.
Маленькие коричневые таблетки успокоительного прыгали из блистера то на пол, то на прилавок.
Наконец поймала две, выпила, жадно хлебнув воды из кружки провизора.
– Успокоительное сразу не возьмет, – прокомментировала продавщица. – У него накопительный принцип действия.
– Накопительный? – вышелушила еще две. Нет, три таблетки.
– А у вас что? Муж ушел?
– Муж? Причем здесь муж? – какие глупые эти фармацевты. Да пусть бы от меня три раза муж ушел, лишь бы Дана была здорова!
– В реанимации нельзя плакать. Надо быть бодрой и излучать веру в лучшее, – объяснила я. – И я излучу! Дайте на всякий случай еще одну упаковку.
Я думала, в реанимации должно быть шумно, все бегают и орут «Разряд!», «Мы его теряем!», как у нас в редакции, когда номер должен уже уйти в печать. Но там было очень тихо. Маленькое, всего на несколько комнат, и какое-то уютное помещение. В первой комнате на столике стояло блюдце с остатками торта и лежал нож.
Милая светловолосая медсестра надела на меня халат – очень чистый и аккуратно заштопанный на локтях. Она ничего не спрашивала, и я ничего не говорила, боясь, что эффект от успокоительного еще не успел накопиться в глазах.
– Сюда. Заходите.
Клавдия Анатольевна повернула голову. Непослушные завитки волос стояли дыбом. Мятая кофта – со следами пальцев дочки. Оказывается, свекровь – это очень близкий родственник. Иногда даже ближе мужа.
– Ну вот, теперь мама с тобой побудет, а я на работу, брать отгулы, – фальшиво бодрым голосом сообщила она.
– Мама!
Никак не могу перевести взгляд. Старательно улыбаюсь, растягивая рот, как синий кит.