Дети-404. Лена Климова
рождаются даже у верующих и натуралов. Если скажу ей что-то вроде: «Прими меня или забудь», она после моей смерти не будет плакать, а с отвращением скажет: «Она была лесбиянкой». И знаете что? Это страшно.
Без подписи, 17 лет:
– Мать обещала пристрелить меня, если со мной будет «что-то не так».
Аня, 16 лет:
– Я очень близка с мамой, и то, что я не могу поделиться с ней радостью, что я нашла свою любовь, убивает. Она думает, что девочка, с которой я так тесно общаюсь и дружу, – моя подруга. А ведь моя любимая и моя мама – все, кто мне нужен для счастья.
Александра, 16 лет:
– Мои родители – гомофобы до мозга костей, я никогда не признаюсь, да, я слабая. Меня ждут ежедневные походы в церковь и к докторам, если не изгнание бесов.
Фрэнк:
– Я чуть не разрыдалась, когда мама сказала: «Из Англии пошли все развращения, те же гомосексуалисты, те же гей-парады». Отлично, теперь я хотя бы знаю, что мама гомофоб. Делать камин-аут сверхглупо.
Катя, 17 лет:
– Полчаса назад мы с мамой увидели репортаж об избитом гее, и у нас случился разговор. Знаете, мне было так страшно и больно осознавать, что моя родная мать – против меня и людей, подобных мне. Она не стеснялась говорить: «Таких быть не должно». Она считает, что геи и лесбиянки – потенциальные носители болезней и каждый из них мечтает соблазнить ребенка. Она считает, что мы нездоровы, на мои слова о ВОЗ ей плевать. По ее мнению, следует запретить фильмы, книги и журналы с любым намеком на подобное. На мой вопрос, что делать с биографией Оскара Уайльда, заявила: «В семье не без урода». Мне было так страшно. Так больно. Жаль, что у меня не хватило смелости спросить: «А если бы твой ребенок оказался таким?»
В., 14 лет:
– Я боюсь даже представить, что будет с родителями, когда они узнают. Мать бредит внуками и каждый день рассказывает, что у меня будет замечательный муж и много детей. К гомосексуалам относятся с презрением. Считают больными. А как объяснить, что меня не привлекают парни? Что я люблю прекрасную девочку? Что я не смогу родить и что (если к тому времени наука не сможет добиться того, чтобы у нас появились дети) нам придется идти на искусственное оплодотворение? Они меня убьют. Хоть и любят. Но для них я выродок, как и для многих… Помогите! Нам нужна помощь. А не ваше презрение и безразличие.
Мария, 17 лет (Санкт-Петербург):
– Если я откроюсь матери, меня либо выставят на улицу, либо изобьют до полусмерти, либо вовсе, как Ивана Харченко28, запрячут в больницу. Мне очень страшно.
Без подписи:
– Я жила и живу в страхе. Родители кавказской национальности, настоящие представители рода. Я не такая. Я не знаю, как называется, когда ты не признаешь понятия «нация», не относишь себя ни к одной из них? Вы уже поняли, что мне несдобровать, если они узнают? Каждый раз, когда мы вместе, я боюсь выдать себя. Или просто в жутком страхе произнести: «Мам, пап, я люблю мальчиков и девочек». Родители. Я прошу
28
В конце апреля 2012 года в подмосковном городе Апрелевка из частной наркологической клиники доктора Маршака при помощи блогеров и правозащитников освободили 16-летнего Ивана Харченко. В клинику подростка насильно сдал отец после того, как Иван признался ему в гомосексуальности. «Лучше ты будешь овощем, чем геем», – говорил сыну отец.