Ни слова маме. Эмбер Гарза
дом по наследству достался родителям, следом – их детям. Интересно же!
– Наверно. – Хадсон положил статьи обратно в коробку, взял бокал и, сев на диван, отпил вино.
– Вот мне интересно! – Нахмурившись, я закрыла папку, из-за его безразличия почувствовав себя глупо.
– Да нет, мне тоже интересно, – возразил он, хотя по голосу так не скажешь. – Просто я удивился. Думал, может, в коробке новые песни…
– Шутишь? – Я села на диван рядом с сыном. – Нет, я не сочиняю.
– Совсем забросила музыку?
– Да, не до нее.
– Почему?
Молча думала, что ответить, водила по зубам языком. Не представляю, насколько Хадсон в курсе того, что происходило. Дети понимают намного больше, чем мы думаем. Когда группа распалась, он был уже подростком. Но в то время он с головой погрузился в собственную драму, имя которой Хезер. Вдобавок его отцу поставили диагноз.
Меньше знает – крепче спит.
Поэтому я не стала углубляться, бросив:
– Не будем об этом сейчас.
– А мне кажется, самое время, – Хадсон издал странный звук, похожий на усмешку.
– Неужели? – ошеломленно спросила я.
– Да. В смысле у тебя сейчас полно свободного времени.
Провожу пальцами по ножке бокала, кожа цепляется за малюсенький скол. Появляется небольшая капля крови. Вытираю ее.
– Ошибаешься. Ты даже не представляешь, что у меня происходит. Тебя рядом не было.
– И тебя тоже. Все наше детство.
– Ну знаешь ли! – Подобного упрека я ожидала от Кендры, но никак не от Хадсона. – Я работала. И одних вас никто не оставлял. С вами сидел отец.
– Хах, – он усмехнулся. – Отец…
Моя мать всегда говорила: «О мертвых либо хорошо, либо ничего».
Я понимаю, на что он намекает, но у меня нет настроения заводить разговор об отце. Тем более что мы уже говорим на повышенных тонах. Меня и раньше обвиняли, мол, проводишь время не с семьей. Такие упреки чаще всего слышала от всяких мамочек.
«Она постоянно где-то пропадает», – перешептывались они у школы или продуктового магазина достаточно громко, чтобы я услышала.
«Бедняжка Даррен, он все делает для детей!»
Неправда. Да и что с того? Даррен их отец. Делай он для детей всё, что в этом такого? Тем более он сам так мечтал стать отцом.
Все эти годы на оскорбления я не отвечала, но терпению пришел конец.
– Я не буду извиняться за то, что шла к своей мечте, – огрызнулась я. – Но тебе меня не понять.
Его губы дернулись. Бровь поднялась, вена на лбу запульсировала.
– Прости, – сказала я. Жаль, слова не вернуть обратно.
«Валери, тебя все время заносит. Сыпешь соль на больную рану» – так, помню, отвечал Даррен. И хмурился.
Вообще-то Хадсон прекрасно меня понимал. Раньше у него была мечта. Он очень хотел стать профессиональным бейсболистом. Как и я, он делал для этого все возможное, и выходило неплохо. Даррен осторожно советовал выбрать что-нибудь более практичное, но я упрекала его за неверие в сына. Мои родители точно так же не верили в мою