Истории старого замка. Ирина Волкова
доброй, жизнерадостной. Никогда не проходила мимо ни одного зеркала, чтобы не показать своему отражению язык, не постоять, не покривляться, не состроить смешные рожицы, не похохотать.
Не свалить ненароком бокал, стоящий на краю стола, будто бы нечаянно. Потом стоять, слушать звон разбитого стекла, вопли прислуги.
С силой дёрнуть за занавески. С удовольствием наблюдать, как они плавно опускаются на натёртый до блеска паркет.
Одним словом – любила пошалить, хотя бы на миг вернуться в детство, в то время, когда ещё жива мама. Отец – самый элегантный, красивый мужчиной во всём графстве.
Но всё это делалось при одном условии: ни один человек не должен такое видеть, даже слышать. Так устроена жизнь, всё окружение молодой графини: притворство, сплошное притворство. Никто, никогда не должен узнать, какая она на самом деле. Иначе презрение знати, неповиновение слуг, снисхождение продавцов будут сопровождать всю оставшуюся жизнь. Даже подруги отвернуться от неё. Жизнь превратиться в кромешный ад. На отца уже давно нет никакой надежды: слуги перестали выполнять его приказы, в город с ней он тоже не ездит. Балы, званые приёмы – всё это давно в прошлом. На кого девушка могла надеяться и положиться? Только на самоё себя. Поэтому так тщательно скрывала настоящую Камиллу, стараясь казаться хуже, чем на самом деле.
На отца всё же иногда находило прозрение: в день, когда дочери исполнилось шестнадцать лет, по его приказу парикмахер остриг ему длинные волосы, сбрил густую бороду. Эдвард одел фрак, пригласил гостей со всей округи.
Утром к имениннице подошла служанка покойной матери, вложив в руки деревянную шкатулку. Молодая графиня молча выслушала печальную историю.
– Ступай, – промолвила она.
Служанка ушла. Камилла открыла подарок: недобрый ледяной свет обдал холодом. Поспешила захлопнуть шкатулку. Дел без неё было невпроворот: надо улизнуть из замка до завтрака, пока не хватились слуги, не заставили мерить бальное платье из тяжёлой парчи, делать прическу. Чего доброго заставят ещё надеть перчатки!
Натянув первое, что подвернулось под руку, выбежала за порог. Спешила поскорее скрыться в лесу. Там никто не найдёт. Можно будет не притворяться, быть самой собой. Да перед кем притворяться в лесу? Перед деревьями, кустами? На один миг представила, как жеманничает перед старым дубом, делает ему реверансы, или отвешивает поклоны кусту малины. Ой, до чего же это смешно! Схватившись за бока, едва не поперхнулась от смеха.
Вдоволь насмеявшись, перебежала мостик через речку, по дороге пнув ножкой зелёную лягушку, нежащуюся на солнышке. Кинула камень в плавающих в реке гусей. Дернула за хвост привязанную к дереву чёрную козочку.
Обиженное кваканье лягушки, шипение гусей, жалобное блеяние козы было для неё сладчайшей музыкой. Потом, покружившись на цветочной поляне, разворошила муравейник, посшибала палкой росу с кустов малины. Довольная собой, заснула под огромным тенистым дубом.
На этом месте девушку застали отец и слуги. Схватив, повели домой, затолкнули в ванную комнату, где ждали служанки. Визги,