Наследство последнего императора. Том 3. Николай Волынский
Сабельников помолчал, нажал на кнопку электрического звонка. В двери показался адъютант, поручик артиллерии.
– Слушаю, Николай Сергеевич!
– Викентий Владимирович, там у нас от господина Шустова21 осталось что-нибудь?
Поручик чуть кивнул головой с косым пробором, разделяющим блестящие черные волосы, гладко прилизанные густо пахучим американским бриолином.
– Так точно, привет от Шустова у нас ещё имеется.
– Сюда его.
Поручик исчез и через секунду появился – в одной руке бутылка коньяка, в другой – три серебряных, с чернью, стопки кубачинской работы.
– Однако, величайшая редкость, – оценил Деревенко, глядя, как поручик аккуратно разливает коньяк. – Можно сказать, антиквариат.
– Не пить же монопольку от эсеровского правительства, – усмехнулся Сабельников. – Хотя она исправно начала пополнять армейскую казну, и пьяные доходы растут с каждым днём. Между тем, Ленин так и не отменил царский сухой закон. Знаете?
– Пусть ему хуже будет! – заявил Чемодуров.
– Пусть, не возражаю, – согласился Сабельников. – Только это ещё вопрос, кому хуже. Когда видишь, как в бой идут наши пьяные солдаты… Ещё хуже пьяные офицеры. Кому-то рюмка перед боем на пользу. Таких немного. У остальных пьяная храбрость легко переходит в трусость и панику. Что же, господа, прошу вас – антикварного.
– А что же вы? – спросил Деревенко, беря стопку.
– Воздержусь. Может, перед сном. Когда-то бутылку, даже две мог за один раз. Но то были другие времена. И годы другие.
Волков и доктор осушили стопки в момент, Чемодуров сделал крошечный глоток и сказал, смущаясь:
– По-офицерски не научился.
– Господин полковник!22 – спросил печально Волков. – Неужели нет на них управы?
Сабельников вздохнул и сказал мягко:
– Я не только понимаю вас, Алексей Андреевич. Мало того, сочувствую, переживаю и возмущаюсь, хотя за пять лет войны навидался всякого. Но такого, признаюсь, тоже никогда не видел. И представить не мог.
– Так почему же, комендант, вы тут сидите, вздыхаете и коньяком нас утешаете? – вскочил Волков, едва не опрокинув бутылку – подполковник успел её перехватить. – Арестовать их! Немедленно. И покарать публично, для острастки.
– Кого покарать? – спокойно осведомился Сабельников.
– Как кого? – задохнулся Волков. – Мародёров! Убийц! Душегубов чехословацких!
Сабельников медленно кивнул несколько раз.
– Да, да… Положительно согласен с вами. Но… над чехами у меня власти нет. Обратили внимание, в городе две комендатуры – наша и чешская? Стало быть, две власти. И понятно, какая сильнее. Их власть всяко сильнее моей, хотя среди командиров легиона немало русских офицеров и генералов. Тот же Войцеховский, Дидерикс, барон Будберг, Лебедев…
– На Гайду как-то подействовать? Может, он не знает ничего.
– Ежели вы решили,
Знаменитый производитель лучшего в России коньяка.
В царской армии к подполковнику обращались «полковник».