Пластуны. Золото плавней. Николай Зайцев
в полудреме вновь младший урядник Димитрий Рева. Тело и голова требовали отдыха.
Глава 5
Отара
Отряд верховых казаков, ведомый сотником Билым, с божией помощью и природной волей самих казаков продвигался по узкой горной тропе к перевалу. Каждый из этих бывалых, закаленных в боевых стычках воинов мысленно готовился к предстоящему бою. В души закрадывалось особое ощущение отрешенности. Так всегда бывает перед серьезным боем.
С одной стороны, ты еще здесь, в этом миру, мысленно говоришь со своими родными, оставшимися в станице, вспоминаешь счастливые моменты мирной станичной жизни. С другой – твоя душа молитвенно приближается к порогу, за которым лишь свет и покой и Он – великий создатель и вершитель судеб человеческих – Господь. Так, читая всегда перед боем «В руци твои…», казаки мысленно прощались со своими близкими и со всем мирским. Никто из них не знал, останется ли он в живых или суждено ему погибнуть в том или ином бою. Поэтому готовили душу предстать перед очами Всевышнего и вверяли Господу свою судьбу.
Казаки, как люди глубоко верующие, соблюдали Законы Божии истово, но и не чурались адатов своих предков. Что можно было расценить как некое вкрапление традиций времен дохристианских в веру православную, старообрядческую. Веру предков. Не признавали кубанцы нововведений никонианских. Завещали им пращуры чтить и соблюдать законы истинные, считая, что патриарх Никон и его последователи, изменяя образ перстосложения, форму таинства крещения, сугубую аллилуйю и другие стороны церковного предания, положили начало изменению и самой веры. Под влиянием латинян отвергнув святоцерковное предание, приняв троеперстие, трегубую аллилуйю, крещение обливанием и другие новины, новолюбцы открыли дорогу для ложных учений, мудрствований и ересей, кои нарушили важнейшие основания самой веры.
Осеняли себя казаки знамением двуперстным, в руки Господа дух свой отдавая, и шли в атаки на супостата-басурмана без упрека и страха.
Вот и сейчас, идя на конях след в след по узкой горной тропе к перевалу, возносили привычно молитву станичники за себя и за односумов своих.
Билый, шедший во главе сотни, оглянулся назад, окинув казаков взглядом. И хоть и хмурился от дум тяжелых – полегчало сразу, глядя на четкость и слаженность боевых товарищей. Шли казаки на своих боевых конях ровным шагом, держась в седлах непринужденно и легко. Но за этой легкостью скрывался крепкий, недюжинный характер, стальной дух, способный при необходимости перерубить любой другой. И не было крепче духа, чем дух казачий. Он сочетал в себе ловкость барса, зоркость орла и силу медведя.
Не смог сдержать легкой улыбки. Сердце радостно защемило. «Орлы! – подумал про себя Билый, – таким любой супостат не страшен! Что там сотня-другая черкесов?! Да, они славные воины, но с казаками им тягаться – шо попэрэд течения без брода реку переходить».
Вспомнился Билому стишок станичного балагура деда Трохима, чей внук Василь ехал сейчас рядом с Миколой, держа в руках дзюбу:
Пика