История московских кладбищ. Под кровом вечной тишины. Юрий Рябинин
по велению народного разума, ибо действуют даже прямо противно совести народной. А если нужно будет и пострадать за дело Христово, зовем вас, возлюбленная чада Церкви, зовем вас на эти страдания вместе с собою словами святого апостола: “Кто ны разлучит от любве Божия: скорбь ли, или теснота, или гонение, или глад, или нагота, или беда, или меч” (Рим. 8, 35)».
Но, наконец, большевистское терпение все вышло. «Гражданин Белавин» был взят под стражу и помещен в Донской монастырь. Можно сказать, что Донской все-таки стал лагерем. Но сидел там в заточении единственный невольник.
У северных ворот с надвратной церковью Тихвинской иконы Божией Матери приютилось невзрачное строеньице, бывшее прежде, по всей видимости, квартирой привратника. Там, во втором этаже, всероссийскому патриарху и была выделены две келейки с видом на яблоневый сад. Здесь святейший провел последние три года своей жизни. Единственное, в 1923 году, для разнообразия впечатлений, видимо, Тихон на непродолжительное время был переведен в Лубянскую тюрьму.
Через тридцать восемь дней он вышел из Лубянки другим человеком. Больше патриарх не только не проповедовал какого-либо неповиновения власти, но, напротив, делал с тех пор исключительно верноподданнические заявления. В первом по освобождении из уз послании Тихон говорил: «…Я решительно осуждаю всякое посягательство на Советскую власть, откуда бы оно ни исходило. Пусть все заграничные и внутренние монархисты и белогвардейцы поймут, что я Советской власти не враг». Между прочим, патриарх тогда распорядился по РПЦ непременно поминать родной совнарком при богослужении.
Вконец замученный и затравленный и, безусловно, очень переживающий свое вынужденное покорствование богоборцам-большевикам, святейший патриарх Тихон умер по новому стилю 7 апреля 1925 года.
Вся православная Москва устремилась в Донской проститься с патриархом. У самого монастыря выстроилась очередь по четыре человека в ряд длиною в полторы версты. Историк церкви М. Е. Губонин в сборнике «Акты святейшего патриарха Тихона» приводит воспоминания некоего ленинградского протоиерея Н. о прощании с Тихоном в Большом Донском соборе: «…Дубовый гроб стоял на возвышении, посередине собора. Патриаршая мантия покрывала его. Лик Патриарха закрыт воздухом, в руках крест и Евангелие. Руки также закрыты. Тропические растения высились вокруг гроба, и оставались свободными только проходы с обеих сторон, по которым беспрерывным потоком шли двумя бесконечными лентами желающие приложиться. Около гроба, у возглавия стояли два иподьякона с рипидами; дальше два иподьякона с каждой стороны гроба, пропускавшие народ; рядом с ними, у ног Святейшего, по бокам аналоя, на котором сиротливо высился патриарший куколь, еще два иподьякона, из коих один держал патриарший крест, другой – патриарший посох. У возглавицы, около цветов, было несколько венков с надписями, один из коих от епископа Кентерберийского. Народ прикладывается к кресту и Евангелию и целует одежду Святейшего.