Танец Шивы. Игорь Ильин
лежит себе в санях, думает и даже видеть не может, что вокруг него происходит, платок ему всё закрывает. Играли мальчишки тогда в «Остров Даманский», поделились по деревням, кто советский пограничник, кто китайский провокатор. Время быстро пролетело, темнеет зимой рано. Про санки с сидящим в них ребёнком и вовсе забыли. А когда по сумеркам подхватились, да домой засобирались, глянь, а он и не дышит уже. И платок на лице заледенел весь, и лицо побелело, только иней на ресницах. С перепугу мальчишки побоялись его домой тащить, покатили к сестрам, может, Вера с Няней отогреют, и всё обойдётся. Да и как матери замерзшего ребёнка представить, а тут, вроде, и оплошности часть поделить с другими, понимающими, получится. Оно не по злобе или слабости, конечно, с испуга это, дети всё-таки. Ведь горе, тобой сотворённое, первым порывом себе оправдание ищет, знаешь, что виноват, но когда других приобщаешь, и тебе легче. Няня развернула Сашу, глянула, поохала, сестре, в коляске сидящей передала, та тоже посмотрела, головой покачала и рукой махнула.
– Поздно, – говорит. – Замёрз он совсем, не дышит и сердчишко не бьётся. Догнала его смерть, как ни убегал…
Положила Няня тельце Сашино обратно в сани, прикрыла овчиной и пошла с мальчишками в дом к Марии с Сергеем, сообщать родителям горькую весть. Дети рядом побрели, боясь даже глядеть на маленького покойника. Бабка салазки сама тянуть взялась.
Отца ещё не было в доме, мороз прибавил ему забот в гараже. Мария уж полчаса как пришла со службы, хлопотала по поводу ужина, собирая на стол и беспокойно соображая, куда могли направиться дети, в какой соседской хате задержались. Она встрепенулась на вошедших, будто чуяла беду. Да и как не учуять, сын всё-таки, а то, что Няня его в дом внесла, не к добру то было.
– Прости, Маша, не смогли мы ничего сделать, замёрз он, – проговорила она. – Поздно мальчишки спохватились. Права Антонина была тогда, не жилец он. Тогда ускрёбся, но теперь смерть его настигла. Не вини никого и держись, тебе детей растить и жить вам надо, а Санька Бог прибрал, и ушёл он легко, без боли, там ему хорошо будет, порадуйся этому за него… прости.
Она ещё что-то говорила, но мать не слышала её. У Марии в глазах стояли слёзы, а в мыслях всплывали первые похороны сына, и горе постепенно вползало в душу по мере осознания утраты. «Всё-таки утраты», – вертелось у неё в голове, и она даже боялась глядеть в сторону стола, на котором лежал на овчине её сынишка. «Не уберегла. А может, Няня ошибается? Ведь такого и быть не может», – продолжали биться в голову мысли, сквозь которые она слышала обрывки фраз про настои, которые принесла с собой Няня и которые ей хорошо бы выпить сейчас и попытаться заснуть, пока Сергей не вернётся с района. Ведь надо же ему сообщить и ехать в больницу регистрировать смерть ребёнка. Сергей уже, оказывается, минут десять как пришёл, и Няня ему всё объяснила. Как он воспринял