Пропавшие души. Ава Рид
про себя, делаю глубокий вдох. Прижав телефон к уху, прикрываю рот рукой, надеясь, что это поможет, и шепотом произношу:
– Алло?
– ¡Dios mío! Mira que hiciste. Estaba muy preocupado. ¿Oyes? – взволнованно говорит женщина и начинает плакать. Я не поняла ни слова из того, что она сказала, и не знаю, что ответить. Смотрю на Митча – в отличие от вчерашнего вечера, он выглядит по-настоящему умиротворенным, – и в отчаянии морщусь.
– ¿Митч, eres tú? – спрашивает женщина, и я понимаю, что надо либо отключиться, либо что-то сказать.
– Митч спит. Я его коллега. Не могли бы вы перезвонить позже?
– О, здравствуйте. Прошу прощения, – отвечает она на английском с сильным испанским акцентом и громко сморкается. – Знаю, что сейчас очень рано, но я волнуюсь. Я его мама.
Мама. Отлично.
Смотрю на часы на мониторе – нет и половины шестого. По крайней мере, здесь, в Финиксе.
– Состояние Митча более чем удовлетворительное. Он в надежных руках, – пытаюсь говорить достаточно громко, чтобы она услышала. Митч не двигается, но от волнения меня бросает в пот. Если сейчас он откроет глаза, увидит заспанную Сьерру, которая сидит у его кровати и разговаривает по телефону с его мамой.
– Gracias, – произносит она с благодарностью.
Мой отец из Мексики, но я совсем не говорю по-испански. Знаю лишь несколько слов и, честно говоря, никогда не думала выучить больше. Во-первых, потому что мы с отцом не общаемся – он не хочет, чтобы мы с мамой были в его жизни, во-вторых, мама запретила даже упоминать о нем и порвала испанский словарь, который я купила, когда училась в средней школе. Как бы то ни было, сейчас жалею, что не разговариваю по-испански. Внезапно я осознала, что всю жизнь отрицала часть себя. Кроме того, мне жаль, что не могу ответить по-испански и утешить маму Митча.
– Значит, вы коллега моего сына? – переспрашивает она.
– Да.
– Как вас зовут? Вы хорошо знаете Митча?
Что, скажите на милость, на это ответить? Если назвать свое имя, Митч узнает, что я была здесь…
Торопливо провожу рукой по лбу, убирая прядь волос под капюшон, и проклинаю себя на чем свет стоит. Заснуть у его кровати – как такое вообще возможно!
– Я начинающий кардиохирург. Поэтому мы с Митчем и знаем друг друга, – отвечаю честно, проигнорировав первый вопрос.
Впрочем, ее, похоже, мое имя мало интересует. Она продолжает:
– Мне рассказали, что произошло. – Слышу, как она делает глубокий вдох, и понимаю, сколько сил ей требуется, чтобы вести этот разговор. – Вы там были?
Я хочу отключиться. С такой силой сжимаю телефон, что становится больно. Не желаю об этом думать. Почему она не может перезвонить? Почему спрашивает об этом? Я не собираюсь грубить или лгать, но не могу рассказывать о случившемся, о том, как моя жизнь превратилась в хаос.
– Да. Я там была, – шепчу сдавленно, не успев остановить сорвавшиеся с губ слова. В горле стоит ком, глаза предательски щиплет, как прошлой ночью. – Я там была, – повторяю, тяжело сглотнув. – Я нашла его.
Зажимаю рот рукой. Я не собиралась