Кровь и сахар. Лора Шепард-Робинсон
они прочитали объявление, которое Амелия дала во вчерашних газетах. На одном из рядов сидело несколько пожилых женщин. Я решил, что это просто местные прихожанки.
Среди всех выделялась женщина, сидевшая одна, даже без слуги. Ее лицо полностью скрывала плотная черная кружевная вуаль. Ее черные волосы были стянуты в узел и заколоты шпильками из слоновой кости. Когда викарий закончил последнюю молитву, она встала со скамьи, и я увидел, что она необычно маленького роста. По рукам, сжимавшим Библию, я догадался, что это молодая женщина. Позднее, уже на улице, я попытался ее найти, но не смог.
Я проводил Амелию до могилы. Первыми шли наемные участники церемонии – возглавлявший ее распорядитель с жезлом, за ним – мужчины с гробом и с полдюжины профессиональных плакальщиц. Когда мы завернули за угол церкви, Амелия внезапно крепко сжала мою руку:
– Взгляните туда, капитан Коршэм.
Вокруг ямы, выкопанной заранее, чтобы принять земные останки Тэда, собралось около двух десятков африканцев. Цвет их кожи варьировался от темно-бежевого до самого черного. Они выбрали цветные одежды – ярких оттенков желтого, алого и бирюзового. На женщинах были киракры [25], на мужчинах – шляпы с перьями. Некоторые пришли с трубами и кларнетами. Очень полный африканец в одежде джентльмена взмахнул рукой, и музыканты заиграли похоронный гимн. Остальные африканцы запели:
– Внимайте! – шепчут они; ангелы говорят:
– Родной дух, уходи!
Что это, полностью поглощающее меня, —
Что забирает мои чувства, закрывает глаза,
Заливает мою душу, вытягивает дыханье?
Скажи мне, моя душа, это может быть смерть?
Викарий что-то очень эмоционально говорил распорядителю, потом они вместе подошли к Амелии.
– Мне очень жаль, миссис Брэдстрит, – сказал викарий. – Я попрошу церковного служителя разогнать их. Через минуту их здесь не будет.
– Нет, – покачала головой Амелия. – Я думаю, они были знакомы с моим братом. Пожалуйста, пусть продолжают.
Мы стояли и наблюдали за происходящим. Оксфордцы и другие прощающиеся неловко переминались с ноги на ногу вокруг нас. Африканцы пели, и слезы катились у них по щекам. Через некоторое время я понял, что полный джентльмен прекратил петь. Он неотрывно смотрел на чернокожего мужчину, который стоял в стороне от всех, за низкой стеной, ограждающей кладбище. Он тоже наблюдал за похоронами, прижимая к груди красную шляпу. На этот раз я очень хорошо рассмотрел шрамы на его лице. Это был тот же африканец, с которым я столкнулся две ночи назад в Линкольнс-Инне.
Вероятно, они с Тэдом были знакомы, и я задумался, не связан ли он с «Детьми Свободы». Я то и дело посматривал на него, пока гроб опускали в могилу, а викарий читал молитвы. К яме подошли могильщики с лопатами и стали закидывать гроб землей. Когда первые комья земли упали на крышку, африканцы снова запели. Я стоял и смотрел, как останки Тэда исчезали – его забирала себе жесткая сухая земля. Амелия покачнулась, крепче ухватилась за мою руку, а когда все закончилось, вздохнула.
Потом
Киракра – дамский жакет с рукавами «три четверти», популярный во второй половине XVIII века, – приталенная распашная куртка.