Кровь и сахар. Лора Шепард-Робинсон
звучало глупо, и все же я не мог не брать во внимание доказательства, которые видел собственными глазами. Тэд говорил, что кто-то хотел его смерти, и вот теперь он был мертв.
– Покончить с работорговлей, сэр? – Чайлд вопросительно приподнял брови. – А как именно он собирался это сделать?
Я нахмурился, пытаясь вспомнить, что говорила мне Амелия. Мне нужно было снова увидеться с ней.
– Он сказал, что отправляется сюда забрать что-то, что хотели бы заполучить его враги.
Я снова почувствовал их интерес.
– А какого рода это «что-то»? – уточнил Чайлд.
– Понятия не имею.
– Я не нашел ничего необычного в его номере в «Ноевом ковчеге».
– А где его вещи? Я хотел бы сам осмотреть их.
Чайлд поколебался.
– Дома у мэра, – наконец ответил он.
– Зачем они мэру?
– В его городе убили джентльмена. Мистер Стоукс проявляет интерес.
– В таком случае мне надо будет увидеться с мистером Стоуксом.
– Если вы считаете это необходимым. Я сам против всяких заговоров. Мой девиз – бритва Оккама. Lex Parsimoniae [18]. Дайте мне два объяснения, одно простое, одно сложное, и я в любом случае выберу простой ответ. – Чайлд показал на труп: – Накрой его, Брэбэзон. Мы закончили.
Щурясь, я уставился на яркий солнечный луч, который проникал в открытое окно. Меня больше не было в этой комнате, рядом с изуродованным трупом на столе. Я шел по берегу реки Черуэлл ясным сентябрьским утром двенадцать лет назад. Я повернул вдоль изгиба реки – и увидел его.
Мы никогда раньше не разговаривали, хотя я часто видел его в Уодхэм-колледже, где он уже заработал репутацию эксцентричного типа. Я подумал, что этот невысокий худой молодой человек весит гораздо меньше, чем большой мешок, который он пытается поднять. Он был одет во все черное, но на нем не было ни шляпы, ни парика. Позже я обнаружил, что он потерял шляпу в винной лавке, а парики никогда не носил, потому что считал их недемократичными. Его волосы были стянуты назад и заплетены в косу, один черный локон падал на глаз. Выраженные скулы, бледная кожа, широкий рот и большие серые глаза. Скорее не студент, а поэт-романтик, пришедший на дуэль.
Молодой человек запустил обе руки в мешок, достал две пригоршни белого порошка и бросил в воду, как крестьянин из притчи. Он повторил это несколько раз, и я решил, что он пытается разгрузить мешок, чтобы суметь поднять его. Я стоял и наблюдал, прикрывая глаза от бликов солнечного света на поверхности воды, пока Тэд случайно не поднял голову и не заметил меня.
– Вест-Индский сахар! – крикнул он в качестве объяснения. – Вчера его намололи на месяц вперед для выпечки. А вечером я украл его с кухни колледжа – он испачкан кровью африканских рабов.
– Тогда река – лучшее место для него, – улыбнулся я, и Тэд улыбнулся в ответ.
– Я искал тебя, – сказал я, когда Тэд продолжил выбрасывать сахар в реку. – Это насчет того, что ты говорил про рабство вчера вечером в трапезной. Я согласен с каждым словом. Торговля африканцами
Lex Parsimoniae – бритва Оккама