Звезда над сердцем. Павел Гушинец
пожилой толкнул сестёр к воротам гетто. – Ну, идите, дуры!
– Спасибо, дяденька, – пискнула Ривка.
И Аксельроды бросились вдоль по улице. Рядом с их домом уже стоял грузовик. Полицаи, ругаясь, грузили в него лежачего соседа, дядю Абрама. Абрам был больной, тяжёлый, почки не выпускали из него воду, поэтому тело соседа страшно раздуло. У жителей дома не было сил поднять его, несмотря на крики и удары, сыпавшиеся на них. Полицаи торопились, поэтому взялись сами. Лида поблагодарила небо за болезнь дяди Абрама, которая задержала грузовик у их дома, позволила им найти родных.
– Мама! – Ривка, словно кошка, сиганула с земли в грузовик.
– Доченька, – послышался голос Гинды. – Зачем? Зачем вы…
– Пустите, – Лида толкнула полицая, преграждавшего ей дорогу к грузовику. Тот от неожиданности отступил.
– Кто такие? – рявкнули из темноты.
– Аксельроды, – отозвалась Лида. – Рива и Лида Аксельроды. Дочери Гинды и Нохима. Проверьте по своим спискам.
– Сходится, – донеслось из темноты. – Все на месте.
Борт грузовика металлически лязгнул закрываясь.
– Поехали!
– Мама, – шептала откуда-то из глубины Ривка. – Мама, мы успели.
Лида протолкалась через плотно стоящих в кузове людей, нашла по голосу сестру и мать, стала рядом.
Грузовик с рёвом выруливал на Полоцкую улицу, встраиваясь в колонну, которая медленно тянулась к аэродрому. Лиде не было страшно. Они были вместе.
Полина
Полина Аускер
(Борисов, 1941 г.)
Полина его до смерти боялась. Он никогда не кричал на неё, не ругался, даже почти не разговаривал. Когда Полина стучалась в его комнату с ведром и тряпкой, молча вставал и выходил на крыльцо курить. Обходил девушку по дуге, словно опасаясь или брезгуя дотронуться даже до краешка потрёпанного платья.
Иногда Полина ловила на себе его пугающий, пронзительный взгляд. К примеру, позавчера ползает она по кухне, оттирает от половиц чёрные сапожные царапины и вдруг словно кто-то холодными пальцами берёт её за затылок. Обернулась – стоит в дверях. Смотрит. Кривит губы то ли в улыбке, то ли в презрительной гримасе. У Полины всё внутри заледенело, тряпка из рук выпала. Где была, там и села прямо на мокрый пол. А он отлепился от дверного косяка и пошёл к себе в комнату, старательно обойдя помытый участок.
– Снасильничает он тебя, Полинка, – говорила умудрённая жизненным опытом тётя Роза. – Как есть снасильничает. Они тут всё могут. Ты, если что, – молчи. А то прибьёт.
Полина мотала головой, не спала по ночам, плакала. Но утром снова тянулась по проклятой улице к дому, где квартировал Курт. Потому что другой работы в городе не было. Потому что закрыты магазины и мать отнесла на рынок последнюю тарелку из подаренного на свадьбу сервиза, обменяла на горсть пшена. А у Полины два маленьких брата, которые каждый день с надеждой смотрят на мать и сестру. Не просят, не клянчат. Они знают, что в доме нет ни крошки. И тают на глазах.
В августе Полина с другими женщинами пошла в город на заработки. Брали их неохотно.