Измена. Твои (не)желанные. Ольга Николаева
– это же так здорово! Это такое счастье! Так сладко и так легко…
И совсем не больно и не страшно, когда он делает первый рывок. Отчаянный. Смелый.
Кусаю его губу нечаянно… Шиплю…
– Ай! – Хором вскрикиваем. Тормозим. И улыбаемся друг другу.
Кажется, я только что нашла свою жизнь. Настоящую. Вот она – смотрит в мои глаза и плавно, очень осторожно двигается. Ловит мою реакцию. Хмурится, когда я хмурюсь… Трется щекой о мою щеку, что-то шепчет сдавленно… Кажется, о любви. О том, что я – мечта. И что он умрет ради меня…
А потом я сама умираю. Неожиданно так. Только что было совсем некомфортно. Потом томительно, будто вот-вот что-то должно произойти… И колени сводит, и сжимается все в животе и груди… Тянет, ноет, заставляет морщиться и хныкать… А потом взрывается и летит. И я лечу. А упасть забываю. Теряюсь в темноте, в пространстве, в его ласках… Теперь и умереть не страшно. Вот прямо сейчас – пожалуйста, я готова!
– Вот, смотрите! – Какой-то неприятный звук вырывает из забытья! – Я же вам говорила!
Яркий, резкий свет лампы ослепляет, заставляет жмуриться, прятать глаза под ладонью.
– Сын, что это за шлюха в моем доме?! Кто тебе позволил тащить сюда грязь?!
И меня прижимает к постели. Раздавливает. Я физически ощущаю, как тонна грязи, тяжелой, вязкой, липкой выливается сверху! И под нею просто невозможно двигаться, дышать, смотреть… Жить невозможно больше!
– Отец, выйди, пожалуйста. – Спокойный голос Жени возвращает меня в реальность. Позволяет впервые вдохнуть по-настоящему. Поверить, что я еще могу пожить немного…
– Что?! Ты совсем охамел? Выкидывай отсюда эту шваль! – Слышу тяжелые шаги, приближающиеся к постели. Корчусь, ежусь, превращаюсь в комочек. Надеюсь, что меня тут просто не заметят!
– Выйди. Мы сейчас оденемся и уйдем. – Женя твердой рукой прижимает одеяло, накрывает меня с головой, не позволяет отцу его сдернуть.
И я молюсь – за него. Прошу у Вселенной, у Бога, у всех на свете ангелов для Жени всего хорошего. Это моя ему благодарность. За то, что не позволил своему отцу смотреть на меня голую.
– Кто ты такой, чтобы здесь командовать? – Я не вижу лица мужчины. Но слышу по голосу, что он все больше и больше ярится. И каждое новое слово сына заставляет его сердиться все больше и больше.
– Пап. Я все понимаю. Ты не в настроении. Но не позорь меня и Олесю. Иначе я перестану тебя уважать.
Зажала рот кулаком, зажмурилась… Хотелось плакать и целовать его – за уверенность, за поддержку, за его спокойствие… За то, как надежно он пытался меня оберегать…
– Ты моего уважения уже лишился, сын! Я тебя предупреждал: никаких девок в моем доме! А это как понимать?!
– Это не девка. Прекрати ее обижать! – Еще крепче сжал меня. Погладил, пытаясь успокоить даже сквозь одеяло.
Пауза казалась бесконечной. Хватка на несчастном одеяле ослабла – больше его с меня не стягивали, и на том спасибо.
Мужчина рядом с нами переступил с ноги на ногу – тяжело, увесисто.