По секрету всему свету. Ольга Александровна Помыткина
останавливалась, рассказывала о себе, о внуках.
– Да нет, не болеет, дел у нее много, – с иронией и обидой сказала мама. – К нам не зайдет никогда, все мимо проходит.
– А по что так?
– Дел много.
– Она очень грозы боится, – вмешалась я в разговор. – Сейчас, наверно, под подушкой лежит. Ее сестру убило молнией. Да, мам?
– Да, совсем молодую, – грустно ответила мама, вытирая платком мокрые коротенькие волосы цвета каштана.
Несмотря на скромную обстановку, в летней кухне было чистенько и уютно: известкой побеленные стены, два светлых окна; рядом – стол, несколько стульев и табуреток.
Разувались возле порога, кроме баб Маруси, она всегда заходила в обуви, обтерев об траву или тряпку. Исключением служила дождливая погода. Бабушке приходилось потрудиться, чтобы снять обувь, так как у нее сильно болела спина.
Дождь скоро закончился, а с крыши все еще капало, и по дорогам текли ручейки. Щебеночные дороги хорошо впитывали воду, не было грязи и жижи.
– Спасибо, Таня, накормила, я пойду домой, – сказала бабуля и вышла на крыльцо, а я следом за ней.
На улице пахло дождем и, прибитой к земле, пылью.
– Мам, я баб Марусю провожу? – не уверенно спросила я.
– Проводи, проводи. Поди, к подруге собралась?
А мне ничего не оставалось, как улыбнуться в ответ, ведь она была, как всегда права. Мы шли потихоньку, выбирая, где посуше и тверже. Мелкая крошка щебня прилипала к ногам. Где-то далеко еще сияло небо и громыхало. Ветер затихал. Очень далеко, за горой эхом отдавался стук колес железно-дорожного состава – это на Баскускане (поселок) шел поезд. Несколько дней жары настолько измучили природу и нас, что наступившая прохлада, очень радовала и восхищала всех.
На улице не было ни души и затихли собаки. Маленькая собачка моей подруги, обычно, заливавшаяся хриплым лаем, тоже молчала. Даже, когда я подошла к высокому забору, из-за которого не было видно двора и несколько раз крикнула: «Олеся!», она лишь огрызнулась и звякнула цепью. Баба Маруся, молча, пошла до дома, а я осталась ждать ответа. В ограду зайти я не могла – она была закрыта изнутри. И напрасно я долго стояла, всматриваясь в высокие окна веранды – никто не вышел на мой голос. Что ж, нужно идти домой.
Не было еще 12 часов дня, когда меня принесло к бабушкиному дому. Шторки в комнатах были еще занавешены, по старинке (с середины окна). Тучки плыли по небу, а солнце, выглядывая краешком, согревало и подсушивало промокшую землю и зелень. Трава возле ворот и во дворе еще мокрая, намочила мне гольфы в сандалиях, и стало совсем зябко. Да еще ветер смел капли дождя с березы на меня.
– Прекрасно! – сказала я вслух. – А у баб Маруси в доме холодно и сыро, но я все же зайду.
Прикрытая дверь легко открылась. В веранде неприятно пахло сыростью и плесенью, на что у меня перехватило дух. Нет, я не была брезгливой к этому дому, впрочем, и привычная обстановка меня нисколько не угнетала, но жить я бы здесь не смогла, ни за что. Этот некрашеный, старый домишко не вставал в сравнение с нашим