До-мажор. Повесть-матрёшка. Игорь Гемаддиев
его речь напоминала русский мат, который сначала проорали в моё зелёное ведро, потом тщательно перемешали там фонемы и, наконец, вытряхнули их на общее прослушивание.
Только сейчас, я поняла, что этот «жиган» был чем-то похож на Тимура. Такой же чёрный, гибкий и слегка горбоносый. – Тоже наверное брат. – подумала я. – Скорее всего старший. Кстати, не красавец, как и младший.
Тем временем, братья орали друг на друга, не соблюдая очерёдности. Это говорило о скором приближении драки. Видно было, что ситуация всколыхнула у них то исконное, что подразумевает элементарную поножовщину. Сочные цыганские оскорбления полнили зал. Наконец, старшенький выдал такой неудобоваримый эпитет, что красивое лицо Тимура стало похожим на варёную свёклу. Он отбросил в сторону гитару (судя по виду и по звучанию, стоимостью не меньше ста тысяч российских пиастров) и прыгнул на брата. Гитара ударилась о стойку микрофона и жалобно зазвенела. В ответ раздался звук, который во время работы производят тестомесы – брат ударил брата по лицу. Вслед за этим последовал полифонический женский визг. Поднялась суматоха.
– Беги! – произнёс в моей голове Акакий. – И прихвати деньги – ты их честно заработала. – этот совет полностью совпадал с моим душевным состоянием. Меня испугал старший из братьев. Было в нём что-то подлое и острое, как бритва. Я метнулась к своему раскрытому «Гибсону» и скинула в него гитару. Затем рванулась к зелёному ведру и вытряхнула его содержимое в кофр. Несколько купюр и шарики смятых салфеток упали на мою красную, как кровь «Джамбу». Получилось впечатляюще. Кровь, деньги и белые катышки позора – вот она жизнь бродячего музыканта!
Между тем, к двум дерущимся братьям присоединился младший. Он покинул свою стойку и в качестве миротворца нырнул в конфликт с головой. В буквальном смысле. Более мощные родственники прихватили в пылу сражения его голову с двух сторон, пригнули её на уровень «ватерлинии», а свободными конечностями старались нанести друг другу увечья. И вот эта сцепившаяся троица, со стороны похожая на гигантскую каракатицу, нелепо топталась по залу, мычала, спотыкалась о пни и сшибала визжащих девиц.
Я вызвала из оперативной памяти план эвакуации при пожаре. Если он не врал, то мой путь лежал в дверной проём отделяющий служебные помещения от зала. Проём, задрапированный тяжёлой синей портьерой, находился позади рабочего места баристы. Я проскочила за стойку, откинула портьеру, потом повернула несколько раз, следуя навигации, висящей у меня за глазами и упёрлась в металлическую дверь. Она была сотворена из грубого, крашенного в подтёках, «паровозного» железа, и на её огромных аляповатых петлях висел громадный ржавый замок. У меня упало сердце.
– Ну, всё! – панически подумала я. – Сейчас сюда прибегут помирившиеся братья и начнут меня делить. Одному буду петь «блатняк», другому – русские романсы, а третий будет насильно поить меня латте с наркотой.