Идите в баню! Рассказы об общественных банях Москвы и ее пригородов с иллюстрациями. Книга 2, часть 1. Юрий Смотров
мне хоть плачьте, хоть рыдайте, Москва слезам не верит!
Хождение его по мукам, из угла в угол, не принесло полноценного одувания (авт.) на сидящих, и зажарка7 получилась неважнецкая. Воздуху чистого не хватало, а стрельцы, до того сидевшие тихо и помалкивавшие, вдруг повскакивали, повалили обратно кто куда: кто омываться, кто на трапезу за царевы столы, щедро накрытые за их же, стрельцов, счет. Никто не чинил им препятствий.
В конце концов самодержец и сам запарился и убежал из курятника ото всех через потайную дверь, обиженный на все и вся, проклиная на чем свет стоит помощников своих и шутника-скомороха, что подставил его в такой важный, знаменательный момент всеобщего прогрева и упаривания.
В темнице еще оставалась знать, которая восседала на лавках и недовольно между собой переговаривалась, выражая неудовлетворение, ибо тела бояр терпели зуд, а подкинуть было некому. (не надо дополнять больше, слово подкинуть понятно всем парильщикам, – специально так оставил недосказано)
«Прежде царями было делано лучше, – говорили они, – отроки никак работать не хотят, а они, дворовые, зябнут при таком слабом ветре». Затем, поняв, что он таков, каков есть, тоже потянулись кто куда по палатам: дудонить медовуху, хлебать щи, вкушать кашу.
Холодная…
P. S.
Некоторые стрельцы втихаря, передавая с глазу на глаз, потом рассказывали, что видели помогалу государя, бедолагу-балагура в снежно-белой комнате, что у квадратного озера. Засадил его там правитель надолго, чтобы знал, как царевы указы не исполнять, и еще якобы за то, что тот обзывался. Но кто его знает, правда то иль нет? Иван, слушая этот сказ, по привычке (то есть когда сомневался в чем-либо) чесал затылок хлыстом – черешком веника, покачивая кудрявой головой.
А может, это охлаждал себя обычный гость после сеанса в парилке? А добры молодцы ошиблись, приняв за наказание отрока непослушного.
В палатах
Иванушка (Иннокентий), когда оставлял коня своего при дворцовой конюшне, плетку взял с собой – чем хлестаться-то в темнице жаркой?
Так вот, вернувшись с аудиенции от царя, он бросил ее (веник то есть) на лавку в палатах мокрых и мыльных, поближе к воде, а сам взошел себе в терем, где и разбил палатку с золотою маковкою. Затем попросил прислугу припасов свежих, едьё-питьё принесть и Елены Прекрасной стал дожидаться. Кушанья разные и напитки халдеи принесли быстро, развернули скатерть-самобранку, а там… Чего только не было! И все царева еда, не холопская!
По пришествии девицы стали они трапезничать блюдами, изготовленными стряпчими царевыми.
Затем еще не раз Иван спускался с теремка в курятню темную, царя больше уже не видел, а грели в эти разы служилые люди его – те, что остались с непорубленными головами. Дворцовые не делали уже так знатно, как Сам, ибо приходили тоже по одному и махали, бродя так же, как и царь, с угла в угол. А темница-то из двух горниц – значит, состоять при ней
Баня называется Жар-птица, потому иногда в парилке шутят, сейчас из вас будем делать циплят