Начало. Ана Эм
немного сложно проявлять эмоции, учитывая, что каждую секунду приходиться испытывать чужие.
На ее лице вдруг проносится эхо понимания вместе с сочувствием.
– Нелегко тебе пришлось после смерти мамы, да?
Я рефлекторно сжимаюсь, отвожу взгляд к деревьям.
Мне тогда едва исполнилось восемнадцать. Эви шестнадцать, Валери двадцать. Но боль у всех была схожей. Ни одна из них не умела строить барьер. И скорбь от потери близкого человека увеличилась вдвое.
Но хуже всего была та, что испытывал отец. Даже сквозь барьер его боль пробивала мою душу. Представьте, что вам на грудь положили тяжелый камень. А потом накинули еще три.
Я задыхалась.
Лучше вообще ничего не чувствовать.
Люди часто говорят, что со смертью близкого человека образуется пустота, которую ничем не заполнить. Однако я по собственному опыту знаю, это даже близко не похоже на пустоту. Мою семью разорвало на части. Их души кровоточили, а я…думаю, в какой-то момент часть моей души умерла.
– А кому было легко?
– Раньше я этого не понимала. Но после познакомилась с одним эмпатом в Керионе. – она бросает взгляд на свое сдерживающее кольцо. – Когда еще могла перемещаться в город.
Ее карие глаза устремляются ко мне.
– Она тоже, как и ты, участвовала в войне три года назад.
– Вау, эмпат, о котором не знаю Локхарты.
Она смеется в ответ и разворачивается обратно, взмахнув копной черных волос.
– Она из Аргоса. В Керионе была проездом. Покупала разные целительные травы и снадобья.
– Удивительно, что липкие ручонки Локхартов еще не добрались до Аргоса.
Хотя если подумать, в этом как раз и нет ничего удивительного. В Аргосе ведьмам запрещено использовать магию. Только в определенных местах. Таких, как хранилище знаний, например.
Сколько бы мы не защищали людей, Королева всегда будет бояться. А страх Королевы равносилен и людскому страху. Даже те, кто работают в поместье немного нас побаиваются. В особенности меня.
– Она немного рассказала о том, как трудно приходится эмпатам во время войны. – голос сестры становится тише. – Вы умеете лечить людей, но цена слишком высока.
Последнее, о чем мне хочется сейчас вспоминать, так это о тех ужасных трех месяцах.
– Мне казалось, что твоя способность сродни книге. – продолжает Эви. – Думала, ты просто как бы наблюдаешь со стороны. А оказалось, что вам приходится все испытывать на себе буквально. Это…
– Ужасно? – выгибаю бровь.
Она на секунду размышляет над этим словом, а потом выдает:
– Дерьмово.
Из меня вырывается горький смешок.
Прямо в точку.
Довольно странно вот так просто говорить с Эви спустя столько лет. Но я рада, что она понимает. Если не понимает, то хотя бы пытается понять меня.
Чем глубже мы уходим в лес, тем тише становится сестра. В какой-то момент ее тело заметно напрягается, она будто бы прислушивается к каждому шороху, всматривается в каждую