S-T-I-K-S. Пройти через туман IV. Алексей Елисеев
не видели. Как я подозревал, свежаки должны были просто дозреть до необходимой стадии, чтобы их было рентабельно разделать на органы. Нет, я не исключаю, что кто-то из треблинцев действительно стал муром или начал работать на них, но, видимо, участь большинства была незавидной.
Вот и пойди объясни остальным заключённым после такой основательной промывки мозгов, что держат их тут не для того, чтобы, как уверяла пропаганда, «окрепнуть физически и отработать своё спасение», а на откорм, как ту скотину, за которой они ухаживают, чтобы потом загнать на бойню. Но это только мои слова против слов соловьём разливавшейся радиоточки. Вот и колебался Штык, когда пришёл момент.
Вождь и Медведь, которых хоть немного помотало по Улью, совершенно, без сомнений, отнеслись к моим предупреждениям, тогда как в глазах Штыка всё чаще проскакивало недоверие. Вот и получается, что заключённых удерживали в плену не охранники и колючая проволока, и не пулемёты на вышках, а пропаганда.
Я большего бреда в своей жизни не слышал. Из радиоточек в бараках день и ночь лились потоки вранья, как администрация трудового лагеря и муры из отрядов снабжения не покладая рук, стремятся обеспечить свежаков всем необходимым. Утверждалось, что только благодаря этим усилиям, Треблинка остаётся единственным безопасным оазисом в мире, где можно жить. Поэтому каждый несчастный заключённый попаданец должен вносить посильный вклад. А то, что пулемёты с вышек могут стрелять как за забор, так и внутрь, так это… Это всё ради вашей же безопасности.
Да, здешняя охрана не лютовала, да и вообще выполняла чисто декоративные функции. Они не выпускали узников и следили за тем, чтобы мы вдруг не разбежались. Однако относились к тому, что происходит внутри, с определённой долей пофигизма – никаких обысков, построений, перекличек и прочей ерунды, осложняющей жизнь в местах лишения свободы тут не было. Был обязательный комендантский час и браслет с радиомаяком, заклёпанный у каждого на ноге. Собственно, это были все средства, ограничивающие свободу узников.
За эту расслабленность охрана сейчас платит собственными жизнями. Напавшие бьют без пощады и без перерывов на перекуры. Грохочут взрывы. Но когда-то они остановят обстрел, тогда нужно будет пойти и лично проконтролировать, чтобы никто вдруг не выжил в административном секторе.
– Куда мы сейчас? – спокойно спросил Вождь.
– Куда-куда? – раздухарился Штык, – На волю!
– Штык… Ты можешь куда угодно идти, а надо идти и зачистить администрацию, чтобы убедиться, что за нами не будет погони.
Штык выпучил на меня глаза, но сказать ничего не успел.
– Мы с вами, – ультимативно заявил резкий голос, – Чё топтаться? Пойдёмте.
– Сначала давай браслеты сниму, – ухмыльнулся я, – Я думал, что ты, Гамлет, и твои парни пойдёте в охрану лагеря.
Я узнал одного из обитателей соседнего барака. Синие татуировки положенца и кое-какие ухватки, да отношение окружающих выдавали