Книга царей. Александр Жигалин
может только Бог. Смертным остается догадываться.
Взор полковника поник под туманом воспоминаний. С суетой в действиях исчез скрип кресла. Будто зная характер хозяина, то боялось пошевельнуться, дабы ненароком не нарушить ход мыслей.
Не зная, как вести себя, когда начальство впадает в состояние отрешенности, Матвей и Антон вынуждены были ждать. С минуту в кабинете царило молчание. И только когда пауза начала представлять собой затянувшийся антракт, Черкашин, обменявшись взглядами с Гладышевым, кашлянул и произнес:
– Товарищ полковник!
Дернувшись, Мостовой поднял глаза на застывших в ожидании подчиненных.
– Что?
– Можем идти?
– Идите. При появлении любых, даже самых незначительных обстоятельств, докладывать незамедлительно.
Звук закрываемой двери совпал со стоном кресла.
Подойдя к шкафу, Мостовой вынул спрятанную среди книг початую бутылку коньяка. Прихватив два стакана, вернулся туда, где ждала печаль воспоминаний.
Наполнив бокалы на треть, достал из выдвижного ящика пачку сигарет.
Глянув на предупреждающий о вреде курения вкладыш, усмехнулся:
– Предупреждают: «курение вредно для здоровья». А для души?
Вынув сигарету, положил поверх стакана. Другую сунув в рот, прикурил от пистолета-зажигалки.
– Ну что, Серега, встречай смертника, – произнес Мостовой, глядя на стоящий в центре стола стакан. – Приговорили гниду еврейскую. С чем тебя и поздравляю.
Тепло коньяка полыхнуло огнем по небу, оставляя жар во рту и горечь обиды в душе за то, что судьба лишила возможности отомстить за смерть друга. Попавшим в глаза дымом напомнила о себе сигарета.
Одна затяжка, другая… Закружилась в танце голова, обмякли руки, и только удерживающие сигарету пальцы оставались напряженными. В одно мгновение выстрел воспоминаний унес сознание туда, куда Мостовой уже не вернется никогда.
Сколько прошло времени? Пятнадцать лет! И что? Ничего. Та же война, та же неразбериха: где свои, где чужие – все перемешалось без права быть возвращенным. Слов много, толку никакого. Раньше за грамоты воевали, теперь – за деньги.
Коньяк должен был избавить от разочарований. Зная об этом, Мостовой опрокинув в рот остатки, сделал затяжку. Кабинет поплыл, качнулась из стороны в сторону люстра, подобно кино возникли похожая на коридор комната, стол, стулья, окно, печатные машинки, по углам сейфы. И они – два капитана: Федор Мостовой и Серега Четвертной по кличке Рубль.
«Как Гладышев и Черкашин, – подумал полковник. Сколько им? По двадцать восемь? Мы были моложе. Мне двадцать шесть. Сереге двадцать пять. Рублем прозвали за то, что, когда просили взаймы, Четвертной всегда отвечал: «У меня только рубль». В остальном – все, как пятнадцать лет назад. Тогда мы тоже разрабатывали план захвата Мытника».
Взяв в руки бутылку, Мостовой хотел было налить еще. Бутылка оказалась пуста.
– Все когда-нибудь заканчивается. Закончился коньяк, погаснет сигарета.
Переведя взгляд