Время созидать. Ирина Кварталова
сказал это тихо, но Тильда Элберт все же услышала. Она подняла голову, выпрямилась и посмотрела на него хмуро и сосредоточенно и как будто с молчаливым осуждением за то, что отвлек ее от работы.
– Здравствуй, – коротко и сухо ответила она и поправила шаль, к которой прицепились стружки. – Что у тебя?
– У меня – письмо. От мастера Руфуса. – Саадар решительно шагнул вперед, улыбаясь широко и дружелюбно, хотя прекрасно знал, что люди пугаются даже его улыбки – еще бы, вся рожа в шрамах.
Госпожа Элберт невозмутимо взяла у него сложенный вчетверо лист, чуть намокший с одного края, и вскрыла печать ножом. Пока она читала, Саадар с любопытством рассматривал мастерскую: деревянные заготовки, инструменты, полки с гипсовыми головами, верстак в углу, макеты, резьбу по дереву, которую выполняла госпожа. Узоры на ней сплетались, перехлестывались, волнами набегали на края и разбивались. Но, приглядевшись, Саадар вдруг понял, что это вовсе не узоры.
В облаках пыли вставали на дыбы кони, армии сходились в страшной сече, наступали друг на друга, и Саадар забыл обо всем, разглядывая человечков ростом в полпальца, а то и меньше – но таких настоящих! Они кричали от боли и горланили победные песни, падали и умирали, и копья протыкали тучи, а над далекими холмами стлался пороховой дым.
Саадар хотел протянуть руку и потрогать, но не решился.
– Битва при Тар-Эмисе в Рутене, – голос женщины, глубокий, с ноткой гордости, резко выдернул его назад. – Командарм Торген заказал мне это панно.
– Я… я был там, – пробормотал Саадар внезапно севшим голосом.
– О. – Взгляд госпожи Элберт стал внимательным и серьезным. – Все было так? Мне пришлось восстанавливать события по чужим рисункам и гравюрам.
– Все было так. – Саадар опустил голову, чтобы не смотреть в ее темные глаза, не видеть это жгучее любопытство в человеке, которому должно быть все равно.
И хотя он понятия не имел, что такое гравюра, он помнил эту долину в распадке между горными хребтами. Он помнил бесконечные дожди, грязь по колено, в которой ели и спали – урывками, помнил непрекращающиеся атаки и отступления, атаки и отступления… Холод, болезни, скудную пищу, ожидание, которое страшнее самой битвы. Ожидание, что именно сегодня смерть не пройдет мимо, но всякий раз она проходила – день, два и все последующие дни…
Саадар сжал кулаки. И вдруг понял, что госпожа Элберт смотрит на него вопросительно, будто ждет пояснения.
– Слишком хорошо я это помню, – тихо произнес он. Память не обжигала, но и время не дарило забвения.
Строгое выражение лица госпожи Элберт чуть смягчилось.
Как она смогла изобразить это, ни разу не увидев? Как сумела показать весь ужас, выразить всю боль, она, женщина, которая вряд ли видела войну?..
Саадар невольно провел ладонью по своим коротким, колким, как иглы, волосам – когда-то темно-русым, а теперь почти полностью седым. Поседел он после