Степ. Давид Павельев
лет никак не могу привыкнуть и всякий раз поражаюсь, будто бы впервые вижу пожилого мужчину огромного роста, худого, не сказать тощего, как ствол высохшего дерева, ветки которого – это костлявые руки с длинными узловатыми пальцами. Голова с большой шишковатой лысиной в центре, окружённой короткими жёсткими седыми с серебристым отливом волосами. У этой головы были две выдающиеся части: нос в виде клюва и подбородок в форме лопаты, а где-то в пропасти между ними скрывались плотно сжатые губы. Глаза же были глубоко посаженные и тёмные, как угольки. Смотрел он на вас не моргая, не отрывая взгляда, будто бы впился в вас и не отпускал. Но это так только казалось, потому что смотрел он всегда только прямо перед собой, не поворачивая головы, и если вы оказались прямо перед ним, то вам будет казаться, что он очень пристально на вас смотрит. На самом же деле вы ему совершенно безразличны. Одет он был в сплошь усеянный кофейными пятнами белый халат.
Дедал Райз – а именно так звали Шефа – оторвал от пола одну ногу, резко выбросил её из лифта, и вслед за ней из лифта выбросились все остальные части его тела, кроме другой ноги. Она догнала Шефа чуть позже. Затем Шеф снова выбросил ногу вперёд, и так заковылял в нашу сторону. Движения Шефа, как вы уже поняли, стоит описывать отдельно и подробно. Ходил он медленно, ноги у него, казалось, не гнулись. Он помогал себе руками, но тоже весьма необычно: сначала он взмахивал своими руками-ветками, где-то на полдороги они резко останавливались, а затем снова падали в исходное положение, в котором повисали, как плети, пока он снова не заставит взметнуться. Все его движения носили судорожный характер. И лишь голова всегда была неподвижна, и мимика была застывшая, нахмуренная, с наморщенным лбом.
Потом я узнал, в чём была причина. Оказалось, что однажды, когда Райз только начинал свою неведомую, но великую работу, и жил в этой лаборатории в полном одиночестве, он гулял по горам и случайно свалился в ущелье. Выжил он каким-то чудом, но всё-таки нижняя часть его тела оказалась парализованной. Шеф вернул себе движение, каким-то образом вживив в своё тело провода, которые заменили повреждённую часть его нервной системы. Теперь он был наполовину робот. И порой мне казалось, что он был робот больше, чем наполовину.
Добравшись до середины столовой, он остановился.
– Доброе утро, коллеги, – произнёс он, чётко артикулируя, проговаривая каждую букву и делая акцент на каждом слоге. Такая у него была манера говорить. При этом голова его немного тряслась.
– Доброе утро, – ответил я.
– Доброе утро, доктор! – ответила Клементина. Теперь я знал, что она не испытывает никаких эмоций. Но судя по тому, что её холодные глаза чуточку заблестели при появлении Райза, это было что-то вроде восхищения.
Но ему было безразлично, как вы к нему относитесь. Он сцепил свои руки за спиной и широко расставил ноги, будет, значит, говорить речь. Всё время он немного дёргался и заваливался назад, будто бы голова была тяжелее всего остального тела, но одно судорожное движение плечами возвращало его обратно.
– Уважаемые